Взрывы в Стокгольме
Шрифт:
— Да, похоже на то.
— А коммерсант, он так и не заявил в полицию относительно растраты?
— Нет, воздержался.
— Интересно, почему?
— Опасался, наверно, что во время расследования могут заинтересоваться его собственной персоной. Да и какой ему смысл, если она все равно уехала за границу. Вполне возможно, он был человек не мстительный, а лишь жестокий и беспощадный. И то только когда дело касалось какой-то выгоды для него лично.— Сюндман прервал себя и заглянул в свою черную записную книжечку.— Да, вот, пожалуй, и все, что мне удалось разузнать.
— Хорошо.
— А еще у нас есть национальный шведский флаг,— ответил Сюндман,— он был нарисован на динамитном патроне на Карлавеген, сто одиннадцать, ну, на том, что не взорвался.
— Так, так.
— Не знаю только, что он, собственно, означает. И чем может нам помочь. Не очень-то много от него проку. Не исключено, что тут замешана политика,— вообще, во всех этих взрывах. Здесь может быть и социалист, которому этот флаг не по нутру, и патриот, в такой вот форме воспевающий наш флаг... Что если все это просто шутка?
— А не можем мы как-нибудь за этот флаг зацепиться?
— Обследовать перо и всякое такое? Нет, едва ли. Шариковые ручки слишком массовая продукция.
— Флаг, значит, нарисован шариковой ручкой... Да, в таком случае едва ли...
Заседание закончилось; настроение у всех было неважное. Решили собраться еще раз во второй половине дня, чтобы уточнить, не выявятся ли на заседании у Полльсона какие-нибудь факты. Расследование ведь шло полным ходом.
На вечернем заседании выступил Бенгтссон.
— Польссон был очень мил,— резюмировал он.
— Да,— сказал Сюндман,— как обычно.
— Но заметно все-таки, он все это воспринимает очень серьезно. Раз доходит до того, что люди боятся выходить из своей квартиры, значит, положение неважное...
— Ну как, он критиковал нас за плохой розыск?
— Нет, и не думал. Мы говорили только о том, что следует предпринять.
— И что же он предложил?
— С завтрашнего дня в розыск включается еще пятьдесят человек.
— Пятьдесят человек? Интересно, где он их возьмет?
— Несколько полицейских мы получим из Норрланда, а потом придется перераспределить наши собственные силы. Кроме того, он хочет попытаться заполучить Гординга из управления государственной полиции, чтобы он перешел сейчас к нам и руководил нашей работой по розыску.— Бенгтссон сделал паузу, почесал ухо, потом продолжал:— А в следующую субботу мы привлечем самые мощные силы. Все наши штатные работники включатся да еще добавят сто человек, специально мобилизованных. На Эстермальме будут охранять каждый участок и каждую улицу.
— А вдруг в этот день минер возьмет да устроит взрыв где-нибудь в другом районе города, что тогда?
— Туда мы тоже направим своих людей. Все автомашины будут действовать как патрульные, кроме того, у нас три специальных машины службы готовности, они подключаются немедленно, как только кто заподозрит неладное.
— Нет, так мы только отпугнем преступника.
— Возможно. Но попытаться следует. И если мы его запугаем до такой степени, что он не отважится устроить свой взрыв в ближайшую субботу, так или иначе это будет моральной победой полиции. Иными словами, мы загоним его в оборону. Так, во всяком случае, выразился Польссон.
— Что ж, вероятно, это самое
— Да. Но лучше всего, пожалуй, не планировать слишком много, пока к нам не перейдет Гординг. Надо взять основные направления: одна группа ищет динамит, другая прорабатывает знакомых убитого коммерсанта, третья будет разбирать «типсы», поступающие от населения. Да, нужно еще заняться этим удобрением, из подошвы...
— А еще одна группа должна допросить всех владельцев шведских флагов в городе,— высказался Сюндман.
— Тихо-тихо,— сказал Бенгтссон.— Нельзя же нам набрасываться на всех сразу...
— Да, конечно,— согласился Сюндман.— Я пошутил.
7
Леннарт Улльсон, агент по продаже автомобилей марки «Сааб», решил навестить в больнице свою невесту. Хотя, наверно, правильнее было бы сказать — свою бывшую невесту, потому что приняла она его не слишком любезно.
Все равно она вернется ко мне, думал он. Его распирала гордость. Гордость, что он так много для нее значит,— ведь она пыталась перерезать себе вены из-за того только, что как-то вечером ему вздумалось пойти с другой девушкой. Подумать только, неужели он действительно ей так дорог? Удивительно, неужели какая-нибудь женщина может так в него влюбиться?
Он посмотрел на себя в зеркало, чтобы выяснить, в чем тут дело. Выглядел он неплохо, этого у него не отнимешь. Высокий, волосы темные, сильный и стройный. Ей-богу, в конце концов ничего странного, что женщины так и валятся при виде него в разные стороны — направо и налево, направо и налево...
«Благодарю тебя, Боже, что ты создал меня таким»,— подумал он. Нет, далеко не все мужчины так привлекательны, не часто женщины пытаются покончить из-за них жизнь самоубийством, не часто...
Но сейчас ему нужно было кое о чем поразмыслить. Об этих динамитных взрывах. Что-то здесь было для него неприятное. Так. Его подозревает полиция. Что это может значить? Что хотел сказать Бог, заставив его оказаться именно в том доме, где произошел взрыв динамита? Наверно, все-таки у Бога имелось какое-то специальное намерение. Бог велел ему что-то предпринять. Может быть, разыскать настоящего преступника? Или помешать дальнейшим взрывам?
Что же он может сделать такого, чего не может полиция? Конечно, полицейских много, они могут и отыскать след, и допрашивать сотни людей. Тут ему не сравниться. Зато сами по себе все полицейские глупы и спесивы, это ему пришлось испытать на себе. Нет, каково — заподозрить его! Хитроумнее ничего не могли придумать. Дальше своего носа они вообще ничего не желают видеть, просто наваливаются на того, кто оказался под рукой.
За действиями взрывальщика должна скрываться какая-то схема, какая-то задняя мысль. Что-то такое, до чего болванам полицейским век не додуматься, потому что никогда они не сядут, чтобы как следует поразмышлять, пораскинуть мозгами. Вот он эту схему и разгадает и таким образом ошарашит полицию. Милейший Фаландер останется с носом, Мария Энерюд с презрением от него отвернется и попросит его, Леннарта Улльсона, опять к ней вернуться.