Where the bones disappear?
Шрифт:
Я говорила даже уверенней, чем могла бы поверить в то, что говорю. Лэнгдон продолжал хмуриться, но молчал, как и обещал. Я нагнулась, едва коснувшись его щеки губами, и снова отстранилась, теперь уже отворачиваясь.
— Я думаю, что наши истории и правда во многом схожи, — продолжила я, перегибаясь и нащупывая на полу у дивана свои джинсы. — Но разница всё же есть. Ты совершал ошибки, Тейт, а я… Что если я сама — ошибка? И вся моя жизнь направлена на одно большое её исправление?
— Что ты делаешь? — Он еще больше нахмурился, привставая на локтях, когда я выудила из кармана джинс зажигалку с пачкой сигарет. — Ты ведь не куришь!
— Может,
— Здесь пахнет бензином, Фрэнки, — произнес он медленно, скорее самому себе, нежели мне.
— Тот смысл и есть моё исправление, мой единственный смысл, Тейт. — Я уверенно кивнула, когда он всё же принял зажигалку, и распечатала новую пачку. — Ты обещал мне! В этот раз сдержи своё обещание.
Лэнгдон задумчиво переводил взгляд с зажигалки на меня и обратно. Сейчас он снова походил на ребенка: растерянный мальчишка со спутанным золотистым гнездом на голове, в котором так удачно отражались косые лучи лунного света. Я прерывисто выдохнула, прокручивая толстую сигарету в руках; у меня была идея, которая из-за своего безумия могла вполне сработать, и мне было всё равно, что Тейт сделал, ведь я могу сделать этот “шаг” для нас обоих…
— Ты ведь сделал это здесь, да? На чердаке? — Спросила я, уже поднося сигарету к губам.
— Убил себя? — Спросил он так, будто узнавал, сколько времени. — Да. Я…
— Мне всё равно, — перебила я его, придвигаясь ближе и на ощупь находя его свободную руку, — просто сделаем это вместе, как и начинали, ладно?
Он медленно кивнул, смотря прямо в мои глаза. Я кивнула в ответ и в то же мгновения сигарета была зажжена. Сделав неглубокую затяжку, я передала её парню, и он повторил моё действие. Я не чувствовала вкуса никотина, мои лёгкие были омыты морской водой и бережно защищены кристаллами соли.
— Я тоже люблю тебя, Тейт, — прошептала я, выпуская через нос слабый дым.
Когда он сжал мои пальцы в своей руке, окурок уже коснулся дощатого чердачного пола, с моей помощью ранее пропитанного горючей жидкостью. Я заглянула в его бездонные кратеры, что теперь больше походили на черные стеклышки, которые лизали огненные языки. Блондин притянул меня к себе, укладывая на колени, как младенца. Меня клонило в сон. Я так не хотела задыхаться едким дымом, который уже клубился, обвивая петли вокруг нас. Я терпеть не могла огонь, и насколько комично то, что именно он нас спасал?
========== Шаг ==========
Они безмятежно шагнули в будущее. С прошлого, которое было словно целую вечность назад, прыгнули в долгожданное расковывающее будущее. Период, который занимал тот отрывок между былым и грядущим — выдуман. Его будто совсем не существовало. Он был занавешен тяжёлой и толстой портьерной шторой, чтобы не давать проникать безликому солнечному свету, который всё равно не смог бы согреть. Он был сокрыт в защищённом футляре на школьном чердаке, которого, впрочем, теперь нет, а значит, можно предположить, не было и никогда.
Сейчас яркая вспышка солнечного света заставила Тейта впервые приоткрыть глаза. Веки были прозрачные и нежные, но вездесущий свет, врывающийся в глубину темноты чёрных зениц, всё равно было не остановить. После такой резкой перемены в балансе световых гамм первым его порывом было схватить лицо руками так, будто оно могло растечься под действием ультрафиолетовых лучей обжигающей звезды. Глаза начинали слезиться. Они наливались мякотью солёной влаги слёз, испытывая несгораемое удовлетворение от утоления жажды.
— Мы не подумали о солнцезащитном креме, — сонным голосом прошептала девушка, слабо цепляясь за его руку и придерживая хрупкими пальцами разлетающиеся на ветру волосы.
Всю жизнь она думала и никак не могла дойти мыслью до чего-то определенного, увесистого, такого, на что можно было положить будущий камень рождающейся мысли. Сомнения есть зыбкая и сыпучая субстанция, как трясина пролетающих будней. Только ими она могла подтачивать слабые основы воззрений. Отдельные отголоски синтезированной философии бытия с относительно монотонным и небогатым жизненным опытом не могли основать чёткую позицию её существования. Она давно определила себя как ошибку, опечатку мироздания. Каждый день она рождалась особью, проживала индивидуальностью и умирала посредственностью. Но тот отдельный момент, которых в копилке не было слишком много, Франческа не забыла бы никогда. Тогда случилось то, что бывает довольно-таки редко, то, чего другой бы опасался, а может, и боялся бы до кончиков холодных пальцев.
— Думаешь, мы теперь можем обгореть?
Юноша притянул её к себе, носом утыкаясь в холодный висок и с жадностью вдыхая такой знакомый запах бесконечности, свободы и его спасения.
— Растаять, — ответила девушка с короткой, будто неосознанной улыбкой. С каждой секундой она щурилась всё меньше, а глаза, отражавшие в то мгновение морскую игридовую гладь, всё стремительней привыкали к ярким пикселям происходящего.
Если раньше была мысль, которая терзала её такими муками, не давала покоя потому, что она оставалась без ответа, если раньше Фрэнки обманывала себя и видела лишь тропы, которые не были ей суждены и предначертаны; если раньше, куда бы она ни побежала и в какую бы книгу ни нырнула, возвращалась всё-таки туда, откуда пыталась бежать… Теперь она хотела совсем перестать думать, потому что поняла, что именно от мысли каждый становится несчастен. Все об этом догадываются, но не говорят. Давно. Все это знают. И только она теперь могла об этом кричать.
Тейту казалось, что он провалился намного глубже, чем все. На дне Марианской впадины он уже не искал тусклый огонек обветшалой надежды, он был уверен, что там никого нет. Он видел других, которые находились выше, в мутной воде, где лучи солнечного света образовывали вечер, и видел себя, попавшего в глубокую беспросветную ночь. Он считал, что органы зрения бесполезны. Можно было идти только на ощупь или не идти совсем. Но пустота впереди него расступилась. Внезапно. Там, где ничего живого и теплого не было, появился блик от восходящего солнца. Нужно было решиться, начать движение, полагая, что рука ощутит отзывчивое тепло. Вечные муки самообмана или надежда? И он решился.
— Давай войдём в воду? — Шатенка чуть отстранилась от парня, с интересом скользя взглядом по его лицу, впервые представшему перед ней при таком ярком освещении, по вьющимся волосам, в которых путались солнечные лучи, заставляя золотистую рожь чуть ли не гореть изнутри. — Мне кажется, от меня всё ещё разит воспоминаниями.
Блондин улыбнулся; его определённо забавляло то, как она недовольно морщила нос, усыпанный созвездиями мелких веснушек.
— Никаких следов: ни ожогов, ни гари, ни воспоминаний. Никакого прошлого. — Тейт попытался ухватить девушку за руку, но та уже отстранилась, игриво улыбаясь, и небрежными движениями, наступая пятками на носки своих кед, пыталась скинуть их без помощи рук. — Только море, до которого мы волшебным образом всё-таки смогли добраться.