Я его достану!
Шрифт:
Я с трудом переваривала слова Жоры, но сдаваться не собиралась.
— Ну и что? Он тоже наш рекламодатель? Так раньше же чего только про него не писали…
— А вот на этой Павловой ему как вожжа под хвост попала. Я с юристами нашими советовался. И не только. Доказательств у тебя нет никаких! — вдруг заорал на меня Жора. — О чем писать? Слухи? Засудит так, что по миру пойдем, да еще должны останемся. И это в лучшем случае. Хорошо, если в асфальт не закатает, как батя его в свое время.
— Так вы и про папу его знаете? — с глупой улыбкой переспросила
Жора кинул на меня уничижительный взгляд.
— Тебе во сне страшном не приснится, чего я знаю.
Вот тут бы я поспорила.
— Так что делать-то? Получается, мы не можем ничего написать?
Мне самой не верилось в то, что я произнесла вслух. Мир рушился, уходил из-под ног. Нет, я не наивная дурочка, которая не понимает, что к чему. До меня доходили слухи, что у нашего главного редактора особо нежные отношения с кем-то в мэрии и он потому не принимает особого участия в редакционной политике, что просто все время о крупных рекламных контрактах договаривается и постоянно в мэрии пропадает. Этот особняк в самом центре нам власти города отдали. Но могут и забрать в любой момент.
— Нет, можем, конечно. Бессмертный нам не указ, — жестко произнесла Виолетта. Всем своим видом она говорила, что взорвала бы Бессмертного со всеми его невестами и «иглами», будь ее воля. — От его денег мы не зависим. Но он уже заблокировал две «живопырки», которые про Павлову написали.
— Кого?
— Два левых сайта, у них и трафика нет. Хайпануть хотели, — пояснил Жора. — Нужно получить подтверждение готовящейся свадьбы. Что может нарыть твой приятель?
Я отчаянно замотала головой. Пономаренко точно помогать не станет. Он пожалел уже, что проболтался.
— Неужели просто предположить нельзя? — я готова была хвататься за самую тоненькую соломинку. — Да все же пишут, что «возможно», «вероятно», «похожая на…»
— Нам нельзя, — отрезал Архангельский. — Только стопроцентная информация с доказательствами. Просто прими как данность. Иди работай.
Худший день в моей жизни. Просто самый ужасный! После того как я упустила Кощея, думала, что страшнее ничего быть уже не может. Может! Когда у тебя после такого провала все равно выросли крылья и в душе поселилась уверенность, что все еще можно исправить. А потом тебе взяли и просто обрезали эти самые крылья.
Вся жизнь состоит из компромиссов, если ты этого не понимаешь, значит, еще не повзрослела. Мама любит повторять эту фразу, но сейчас мне хотелось услышать, что права я, а не Жора с Виолеттой, что такие, как Кощей, затыкающие рот журналистам, должны гореть в аду, а еще лучше — стать главными героями разоблачительных статей!
Я прислонилась к раме окна и смотрела на «Иглу», расплывающуюся перед глазами — то ли из-за косого дождя, то ли из-за слез, которые против моей воли капали и капали. Сколько бы я сейчас всего сказала владельцу этой самой «Иглы»! Размазала бы его презрительную ухмылку. «Терпеть не могу журналистов». Да мы растерзали бы тебя, если бы могли. Или сможем?
В голове замелькали такие кровожадные картинки, что сама испугалась.
— Ты
Я еле успевала записывать за Соколовской, попутно поражаясь ее сообразительности. А ведь и правда, много чего не спросили коллеги, и если он ответит, то можно написать целую статью. Я бы сама не догадалась.
— Все поняла? Вперед!
Страдать снова стало некогда. Не знаю, что на меня нашло, но из Халина я вытрясла все, что только можно. И это мне не показалось, даже Виолетта, проходя мимо и взглянув на экран, цокнула языком и спросила:
— Сколько тебе нужно времени?
— Еще минут десять. Он это только мне сказал.
— Поторапливайся, на время посмотри. Уже все Золушки передохли, а Жора, сама знаешь, совсем не принц.
Когда я, наконец, сдала заметку на редактуру, ощущение было, что из меня вынули все силы. Такое опустошение, хотелось в угол забиться, чтобы никто не видел и не трогал.
— Виолетта, я на телефоне, окей? Спущусь на улицу, воздухом подышу.
Она кивнула, не отрывая взгляда от монитора. Вот и славно, сейчас я больше всего хочу побыть одна. И точно, у подъезда никого не было. Первые пару минут.
— Привет! Что под крышей прячешься? Холодно же?
Елисеев аккуратно стряхнул капли с большого красивого зонта и встал рядом.
— Ты откуда?
— Кофе пил со знакомым, — коротко ответил Ваня. — Тебе Кощеева невеста спать не дает, а мне — тендер. С тех пор как мы написали про «Аркадию», про других претендентов достоверно ничего не известно. Шифруются.
— Значит, с источником встречался? — уточнила я. Источниками у нас называли всех, кто мог что-то рассказать, обычно то, что официально никто не мог или не хотел подтвердить.
— С ним. Так что у тебя случилось?
— Я знаю, на ком женится Кощей, но не могу об этом написать, — призналась я. К чему тут все эти тайны, борьба за эксклюзивы с коллегами, если настоящий соперник отнюдь не журналист.
— Ого! И на ком же? — Ваня заинтересованно посмотрел на меня и убрал с моего лица мокрую прядь волос. Легкое почти интимное касание пальцами моей кожи заставило вздрогнуть. И почему я сразу ему всего не рассказала, не доверилась ему? Он же мой друг, а я… Выпалила ему все, как ну духу.
— А ты оказывается, тихушница, Вась, не ожидал…
Он разочарованно посмотрел на меня, и от этого взгляда на душе стало еще противнее. Если в кабинете Жоры я чувствовала себя несправедливо обиженной, то сейчас словно сама предательство совершила. Похоже, Елисеев считал именно так.
— Мне казалось, что у нас другие, особенные отношения и я для тебя… — Он осекся и махнул рукой. — Ладно, проехали! Я ошибся.
— Постой, подожди! Все не так. Я…
— Что ты? Ты мне не доверяешь, вот и все. Тебе эксклюзив важнее меня. — Я схватила его за руку, но он мягко освободился. — Мне казалось, мы одинаково смотрим на мир, у нас столько общего…