Я еще не барон

Дрейк Сириус

Постоянные имена, отчества и фамилии полагалось иметь только начальству — негоже, встречаясь с великими князьями и членами императорской фамилии, менять имена и клички. Но подчиненных они могли называть как душе угодно.

Остальные агенты работали исключительно по договору, и услуги организации стоили достаточно дорого, чтобы не каждый аристократ мог позволить себе дергать ОМЗ по пустякам. Юрий Станиславович застал времена, когда ревнивые мужья и жены из аристократических семей натравливали агентов друг на друга, чтобы вызнать все о похождениях горячо

любимой второй половинки. Сейчас это было не каждому по карману.

И вот сейчас Юрий Станиславович Сапогов держал в руках папку с внутренним расследованием дела о смерти члена ОМЗ. Запутанная история.

В договоре с графом Бердышевым агент номер тридцать два значился под именем «Илья». Взорвался в графской машине вместе с водителем. Но самое интересное было не это.

— Вы выяснили, что за аноним отправил запись разговора? — хмурясь, пробубнил начальник отдела.

Сама эта ситуация дурно пахла. Бердышевы и Трубецкие давно грызлись друг с другом, и предполагалось, что в той машине будет Бердышев-старший. Однако граф перестраховался и послал вместо себя кого-то другого. Покушались на жизнь графа, а на тот свет отправился агент ОМЗ.

— Никак нет. Сообщение было отправлено через третьих лиц. Все глухо… — опустил голову Прошка.

По комнате прокатилась ментальная волна, и будь парень чуть послабее, потерял бы сознание, но он только пошатнулся. Начальник всегда злился, когда не мог сложить мозаику в стройную картину.

— Узнай, зачем он сел в машину к графу. Кто еще был в салоне. И кто причастен к взрыву! — сказал начальник и впервые посмотрел в глаза подчиненного. — Все виновные должны быть наказаны!

— Простите, Юрий Станиславович… — робко проговорил здоровенный Прошка. — Но зачем нам проводить расследование, если экспертиза показала, что запись настоящая и тридцать второй сливал информацию? Его и так ждала виселица.

— Эх, Прошка, Прошка, вот ты вроде восьмой, но иногда такой… — От сосредоточенного и смурного начальника ни осталось и следа. Теперь за столом сидел просто уставший от работы старик. — Если каждый мудак в этом мире будет считать себя всесильным карателем, как скоро Империя дойдет до ручки?

— Простите, Юрий Станиславович, — поклонился парень. — Прикажете выполнять?

— Выполняй! — махнул рукой начальник. — Ах, да… — окликнул он Прошку в последний момент. — И выясни, зачем граф обращался к нам. Чуйка подсказывает, что тут что-то не чисто…

— Есть! — козырнул восьмой номер и закрыл за собой дверь.

Конфиденциальность для ОМЗ была важным моментом, и даже начальство не знало, зачем заказывают их агентов.

Как только дверь закрылась, Юрий Станиславович откинулся на спинку своего удобного кресла и потер переносицу. Еще только утро, а проблем по горло.

Силой мысли он поднял в воздух горячий чайник, второй — кружку. Чай наполнил чашку, и она полетела в руку начальнику.

— Ох, горяченький! — Юрий Станиславович аккуратно подул на кружку и жидкость моментально остыла.

Любил он попользоваться силой в мелочах. Казалось

бы, чего сложного — налить чай? Однако далеко не каждый менталист смог бы донести чашку с чаем, не расплескав по дороге. Очень тонкая работа!

Следом в воздух взмыл мобильный телефон с уже набранным номером. Трубка плавно подлетела к уху.

— Алло, — раздался юный женский голос на проводе.

Если бы кто из подчиненных увидел, как Юрий Станиславович расплывается в блаженной улыбке, посчитал бы, что начальнику промыли мозги, а то и зомбировали.

— Здравствуй, внучка! Как ты? Хорошо доехала? Как первый учебный день?

Глава 22. Еще не до конца понятно, но очень интересно!

Лекари не соврали — ночка оказалась та еще. До утра меня всего крутило и ломало. Тело словно пылало в огне. Болела каждая мышца, легкие сдавливало, было трудно дышать. Я как мог старался продышаться, но удавалось с трудом.

Голову будто залили раскаленным свинцом. Каждый нерв был натянут, причиняя невероятную боль. Однако это было не самое страшное.

Лора могла отключить большинство болевых ощущений, но помимо физического тела, у меня страдало и ментальное. Его то растягивали до невероятных размеров, то сжимали, комкая, как газетную бумагу.

Мне казалось, это продолжается вечность. Лора ничего не могла поделать, ограничиваясь лишь бесконечными отчетами по состоянию здоровья:

— Твои каналы магии расширяются, ты перегрузил их! Терпи, боец!

Но я был не один такой страдалец. По всей спальне раздавались стоны парней, у которых тоже расширялись каналы и открывались новые потоки. Вчера мы поработали на славу, не жалея энергию, и теперь расплачивались за это. Откат был страшный, я даже испугался, что некоторые могут не пережить эту ночь.

По комнате ходили трое лекарей, осматривая каждого студента, ставя диагноз и решая, что с ним делать.

— Этого в лазарет, надрыв, — тихо произнес лекарь, ткнув пальцем в Диму. Его партнер что-то буркнул в рацию, и Диму унесли.

Текли мучительные минуты, и к нам забежали еще несколько лекарей. В глазах метались искры, я зажмурился и слышал только обрывки фраз, топот ног и скрип кроватей.

— Этого тоже забирайте… И этого!

Кого-то выносили, кого-то начали подлечивать, не отходя от кассы. Я приподнял веки и увидел, как над Антоном склонился лекарь, анализируя его состояние, касаясь рукой лба и груди, пылающих от жара.

— Ох, не жалел ты себя, — удивленно присвистнул лекарь. — Но ты парень крепкий, и походу, тебе не впервой… Выдюжишь.

Когда он навис надо мной и проверил меня, Лора обиженно заворчала, что они только время тратят. Она знала о моем состоянии куда больше и точнее.

— Сюда! Вы только гляньте! — воскликнул лекарь. Меня окружили еще двое, и принялись терзать меня своими холодными руками.

— Что за чертовщина? Вы тоже это чувствуете?

— Так бывает?

А я лежал и страдал, даже не в состоянии послать их к чертовой бабушке.