Я — хищная. Ваниль и карамель
Шрифт:
— Я поеду в Москву. Ира говорила…
— Крег ничего не сделает с влиянием Гектора, — отрезал он, и в голосе проявились командирские нотки. — Он, конечно, сильный жрец и экспериментировать любит, но тут он бессилен.
— Ты не можешь знать, — упрямо заявила я.
— Ты где сейчас? У себя? Я приеду.
— Думаю, не стоит…
— Давай ты не будешь спорить, — ласково, словно разговаривая с маленьким ребенком, перебил Влад. — Жди, скоро буду.
И повесил трубку. Он так всегда. Все решает, командует и не оставляет выбора. И вот я уже ни капельки не жалею, что ушла из атли!
Из окна
Не навсегда.
Все, что у меня осталось — воспоминания. И квартира эта, которую я тихо ненавидела, в стенах которой хотелось удавиться от одиночества и отчаяния. Уж лучше в Москву — к надежде. Скептического настроя Влада я не разделяла. Крег — это лишь попытка. Не получится, буду пытаться еще. И еще. И так до тех пор, пока не найду способ. Если ясновидца научились контролировать нас, то и я смогу научиться контролировать их кен. В конце концов, я сольвейг, во мне половина их крови.
И может быть…
Барт! Барт, возможно, знает способ. Хотя нет, он бы сказал. И тогда, когда предупреждал меня о Гекторе, успокоил бы. Уверил, что мне не о чем переживать. Но он предостерегал, значит, сам боится. Значит, к нему нельзя. Вдруг кен Гектора — что-то типа жучка, навигатора, который приведет ясновидца к сольвейгам? Я не могу так рисковать.
Вещи я сложила быстро. Несколько маек, спортивные штаны, сменное белье. Зубная щетка, косметика, книга в дорогу. Эрик подарил мне читалку, но бумажные я все равно любила больше. Тактильные ощущения очень важны — ты словно прикасаешься к истории, проникаешь в нее. С тач-устройствами такого не было, словно терялась вся магия книги, ее очарование, а оставался пластик и стекло, через которое ты смотришь плохо поставленный спектакль.
Квартира давила. Слишком маленькая по сравнению с домом, в котором я привыкла жить. Тесная. Наполненная призраками прошлого, в котором меня похищали и пытались убить. Где колдун подарил черную розу, а Влад приходил прощаться. Где Кира… Нет, Киры не было никогда. И переболело все, просто…
Тут жила другая девушка. И сейчас я становлюсь новой собой. Предательства меняют сильно. Закаляют — да, но как побочный эффект, добавляют толстокожести, а это всегда плохо. И вот мне уже почти не больно — словно внутри есть кнопочка, отключающая чувства. Все до единого…
На улице дышалось лучше. Асфальт у подъезда был забросан мусором — бумажки от конфет, окурки, пожухлые листья. На клумбах сиреневым и розовым пестрели сентябрины, ветер колыхал огромные головки астр. В детстве, помню, были обычные, розовые и белые. И на первое сентября в школу я несла огромный, в пол моего роста букет, окруженная его сладковатым, немного терпким запахом.
Теперь вывели много новых сортов — голубые и малиновые, бордовые и лимонные, с набитыми, пышными бутонами, они ярким пятном выделялись на серой клумбе.
Я присела на лавочку, сумку поставила рядом и закрыла лицо руками. Плакать не хотелось, но глаза жгло, и они слезились сами. Ныло под лопатками, а амулет, который у меня так и не хватило духа снять, привычно жег кожу на груди. Инстинктивно нащупала его и сжала в ладони. Словно частичка Эрика была со мной. Того Эрика, который не говорил мне ужасных слов…
— Совсем плохо?
Я вздрогнула и подняла голову. Влад сидел рядом и смотрел прямо перед собой, вид у него при этом был умиротворенный и безмятежный, словно ему только что не сообщили о проблемах друга. И словно мои его тоже мало волновали.
— Справлюсь, — огрызнулась я и тоже отвернулась. Не знаю, почему я на него злилась. То ли из-за того, что он так спокоен, то ли на уровне рефлексов. А может, мне просто было плохо, и держать это внутри оказалось невыносимо. — Мирославу помоги.
— Помогу, — кивнул и посмотрел на меня лукаво. — Но сначала тебе.
— Думаю, не стоит, — промямлила я.
— Ошибаешься, очень даже стоит. А я вовремя — гляди, кто к нам пришел!
Влад указал рукой в направлении стоянки для машин, где в вальяжной, расслабленной позе стоял Гектор. В сером костюме, лоснящемся на солнце. Волосы с проседью переливаются. И рваный шрам на шее — словно сигнал к бегству.
— Пойду, поздороваюсь, — как ни в чем не бывало, весело подмигнул Влад и встал.
— Нет, не смей! — прошипела я, а потом пропал голос. Его словно и не было никогда, а я не умела говорить. Только рот открывала и хватала губами воздух — вязкий, терпкий, словно пропитавшийся ароматом тех самых астр. И встать тоже не могла — прилипла к лавочке пятой точкой, а ноги налились свинцом. Голова вдруг стала тяжелой, перед глазами поплыли багровые круги, а в сознании возник насмешливый голос Гектора:
— Теперь ты полностью подконтрольна. Смотри, что я умею. Смотри и помни: я могу сделать с тобой все, что угодно. С тобой и с ним. Он-то не невинная овечка.
Влад не был. И считал ясновидцев кормом, созданным специально для того, чтобы мы жили. Он всегда относился к ним потребительски — этот чудовищный, упрямый, жестокий и такой невозможный эгоист. Эгоист, который находится у порога к гибели. И делает к нему шаг…
В ушах шумело, и я почти ничего не слышала, только смотрела. Со стороны все казалось естественным — два взрослых мужчины встретились и пожимают друг другу руки. На лицах легкие улыбки, словно они рады встретиться вот тут, в обычном дворе липецкой новостройки, обсудить дела или общих знакомых, поинтересоваться состоянием здоровья или просто выпить кофе в ближайшей кофейне.
Видимость иногда обманчива…
Гектор вздрогнул, пошатнулся и, разорвав рукопожатие, судорожно коснулся виска. Шум в ушах мгновенно прекратился, тяжесть ушла из тела, в глазах прояснилось. Я тут же вскочила на ноги и кинулась к ним, но поздно. Словно в замедленной съемке наблюдала, как сильный, непобедимый ясновидец опускается на колени, прямо на пыльный, забросанный мусором асфальт.
— Ты — лишь еда, — злорадно сказал Влад и склонился к нему. Я схватила его за руку и попыталась оттащить, но это было все равно, что пытаться сдвинуть с места каменную глыбу весом с тонну. Ясновидец тяжело дышал, и Влад добавил, словно добивая: — Еда. Не забывай!