Я – Кирпич
Шрифт:
Не знаю, как я выдержал эту ночь… Просто перетерпел ее, секунду за секундой, минуту за минутой, час за часом… Часов было четыре с четвертью, покуда рассвет в полной мере налился безоблачною силой… Облака и тучи с туманом к этому времени все в дождь выдоились… Задним числом вспомнилось, что стук дождя помогал мне, как бы поддерживал, разбавляя одиночество.
Когда рассвело, я расслабился и выпил чаю… Нет, сначала в туалет забежал, по малому делу, но получилось надолго, на минуту с лишним, ибо от переживаний мой разум на всю ночь зажался, забыл о нуждах организма… Потом уже чаю попил, а потом и к зеркалу пошел, в абсолютной уверенности, что отныне я набело седой, как Хома Брут из фильма «Вий» после второй ночи… Да ни фига подобного! Как был рыжий, так и остался,
Вызвал я такси, предварительно восстановив относительный порядок в квартире на Васильевском (чайную чашку с ложкой помыл и мусорный мешок вынес), да и поехал на Серебристый, уже заранее понимая про себя, что от перемены мест обитания кошмаров меньше не становится… Не было когтевых царапин на входной двери, я внимательно посмотрел. И не сразу придумал, как это трактовать, к добру или к худу? К худу, при любом варианте разгадки, но в отсутствие царапин, все же, дышится чуточку легче. Еду, а сам думаю, план составляю на ближайшее будущее: сегодня тупо отлеживаюсь и оттаиваю. Куплю жратвы с запасом и нос из дому не высуну, покуда не отдохну или не выясню: это мир сбрендил, или я? Лучше бы я: меня легче вылечить. Кстати говоря, у таксиста, которого я по трубке вызвал (а ехать решил на переднем сиденье, рядом с водилой, потому что впереди можно пристегнуться ремнем безопасности… Глупая, конечно, предосторожность, и невнятная, потому что сам не знаю – против чего предпринял, но все-таки…), на брелке было изображение пчелы. Впрочем, пчела – не муравей. Я не стал его ни о чем спрашивать, и вообще рта почти не раскрывал: подтвердил вызов и адрес… Мы оба молчали почти весь путь, за это я отблагодарил его добавочною сотней.
Я не помню, в котором часу повалился спать – где-то около десяти утра, проснулся же ровно в семнадцать ноль-ноль, от очередной смс-ки… опять по поводу насекомых. Я бы с удовольствием откликнулся и позвал этих назойливых сволочей-дезинсекторов, но только если бы они по грызунам специализировались, а не по… Нет, вру, не позвал бы, потому что все они вокруг были частью той странной, невесть откуда вспыхнувшей угрозы… Все началось в тот злосчастный день, когда я повстречал «узнавшую» меня женщину… Двух часов после этого не прошло – хренак! – странная лента-липучка и все такое прочее… и покатило, и поехало…
Жизнь моя – оказывается, она была такой хорошей, такой счастливой, а теперь давит меня, словно могильная плита случайного живого человека! Опять позвонила Катя Горячева – это было в половину седьмого – и я чуть было не соблазнился мыслью позвать ее к себе, чтобы оставить на ночь, чтобы не так страшно было дожидаться темноты и рассвета… И позвал бы, и совесть бы не помешала втравить в мою личную жуть кого-то постороннего, да вспомнил, что Катя ничего не знает про квартиру на Серебристом, ехать же ради нее опять на Васильевский… Не-а! Лучше я здесь: тут у меня и Сеть помощнее, и топор имеется… Топор, что ли, наточить… где-то был брусок… И действительно – чуть было не бросился искать точильный камень – вот до каких дуростей непонятное доводит! Ладно уж, не фиг самого себя смешить в столь ответственный… промежуток времени, слово «час» тут не подходит, очень уж надолго растянулся этот гнусный час, и я даже приблизительно не представляю, когда он закончится.
Дождик повис за окном, не холодный, реденький, не очень мокрый, он словно бы звал меня: «Не унывай, киря, выскочи на улицу, купи еды, отвлекись от мистики, от страхов своих человеческих: я тебя ночью утешал-выручал, и сейчас помогу!» Хм… И то. И я поддался, ради мелкого этого дождика побежал на улицу как был, одетый по домашнему – джинсы, футболка, без банданы, без кепки, без капюшона, без зонтика, а из обуви – шлепанцы на босу ногу, покупать же решил не где поближе, то есть, не в окрестных лабазиках, а в небольшом универсаме, на пересечении улицы Сизова и проспекта Испытателей. Смог почти не чувствовался, листва дышала особой дождевой свежестью, тротуары, как всегда, наполнены обыденностью,
Спасибо тебе, дождик, полегчало!
Набрал я себе скромной «всякой всячины», а если конкретнее – куплены были хлопья кукурузные, бурый тупоугольный сахар кусочками, виноград, и пара сырых куриных грудок, их я просто отварю, под самодельный соус из кетчупа с майонезом. Возникло вдруг конкретное искушение дополнить все это поллитровкой лекарственного, чего-нибудь такого покрепче, типа коньяка или водки, но… Не купил, ведь я дурной когда пьяный, сам этого не помню – люди рассказывали.
И опять о смене впечатлений в человеческой психике: спал я тревожно, весь в мистических кошмарах, проснувшись – маялся предчувствием будущего ночного страха… Но вышел на улицу и немедленно стал иначе бояться, что сейчас начнут подходить ко мне другого сорта незнакомцы, со своими дурацкими угрозами-предостережениями по поводу насекомых! А… почему, кстати бы спросить, иного сорта? Разве они все не из одного и того же ящика выскочили?.. Нет, отвечаю сам себе, не из одного! Уж не знаю, почему так мне в голову втемяшилось, но только родилась вдруг во мне уверенность, я бы сказал – безапелляционная уверенность, что «крысы» и «муравьи» – разные темы, друг от друга не зависящие.
Между прочим, того странного типа, что вчера на перекрестке подвалил ко мне с предостережениями, более похожими на угрозы, я вроде как послушался: никуда в сеть не выходил, дабы углубить и расширить запасы знаний по муравьям и термитам… и по пчелам, и частично по осам… Что их всех объединяет в моем интересе к ним? Что именно, кроме их общей принадлежности к классу насекомых?
Нет, не три пары ног и не трахейное дыхание! Плевать мне – чем и как они дышат, и почему они стебельчатобрюхие! Стебельчатобрюхие! Да я год назад и не подозревал о существовании столь нелепого слова! По большому счету, мне все равно – сколько у них видов-подвидов, и какова их совокупная живая масса в масштабах ноосферы! Но кое-что я бы не против понять… И соотнести с нашим, с человеческим ульем-муравейником.
Как они меня вычислили? Откуда эти неведомые мне «они» узнали, что я увлекаюсь проблематикой существования общественных насекомых?
Ну… здесь-то как раз можно и без мистики нащупать рабочую версию ответа: подглядели через сеть. Кто подглядел – масоны, ФСБ, хакеры, орден таинственных мирмидологов, черные риэлторы?.. Это уже вторая группа вопросов, ответа на них я пока не знаю…
ЙО!.. Курица моя родная!..
Пока я развлекал себя научными размышлениями – куриные грудки едва не подгорели! Как же так – ведь я собрался отваривать, а они на сковородке!? Нет, нет, нет, нет, нет, я в полном порядке, это простая рассеянность!
Кате Горячевой я отказал, весь в горестных завываниях, а горевал-то я искренне, просто несколько иначе, нежели это можно было подумать из моих слов в телефонную трубку… Опять обиделась… Еще пара таких отнекиваний и чаша ее терпения переполнится навсегда. Это не мои домыслы, это она сама так сказала в конце разговора. Дурочка, блин! Вот как передумаю, как позову – к утру заикой станешь, милая сладкая малышка! Десять раз описаешь мой ламинатный пол, если не от мистических полуночных страшилок, то в процессе ночного общения с буйным белогорячечным психом! О тебе же забочусь! И вообще я собирался отваривать курятину, а не жарить! И не надо волноваться, не надо истерить, это еще не вечер, это всего лишь тучки налетели… В июле такое часто: либо день ясный, а ночь дождливая, либо наоборот, но реже…
Топор я не стал править на точильном бруске, но в воду окунул: набрал с четверть ванны воды и сунул туда, чтобы край топорища разбух, чтобы топориный клюв крепко на топорище держался… гм… чтобы при ударе, типа, не соскакивал.
– Вот, что я такое бредовое несу: при каких таких ударах!?
– При обыкновенных! Крысу буду рубить и прочую нежить-нечисть! Вот при каких!
– Молодец, Кирпич! Ух, храбрый! И сковородку помоешь?
– Сковородку?.. Ну, ни фига себе! А почему я? А при чем тут сковор… Помою, убедил, все равно делать пока нечего.