Я люблю свой велосипед. Молодая бесцеремонность. Секреты жительниц Берлина

Коль Элен

Неуемные бунтарки

Немецкая женщина не курит! Не я это сказала, а один взбесившийся сумасшедший со щеточкой усов, который довел мир до состояния хаоса и устроил самую страшную бойню в истории человечества. С точки зрения Гитлера, арийка, у которой есть только одно предназначение на земле (рожать здоровых и красивых немецких детей), также должна иметь здоровое тело. К сожалению (в данном случае), немки не захотели его услышать, и еще в меньшей степени вняли призыву фюрера жительницы Берлина. Столица Рейха с давних пор является бастионом национального сопротивления нацизму (один из последних городов, павших под напором людей в коричневых рубашках). Открыто бравируя тем, что они нарушают запрет, согласно которому у них не было права даже зажечь сигарету в общественных местах, берлинские женщины 1940-х принялись дымить, как сапожники. Бунт, неопасный и легкий, как дым, поднимающийся над сигаретой, но тем не менее бунт… Борьбе с курением нацисты придавали большое значение, они первыми в мире начали финансировать исследования и создали институт по изучению влияния курения на человеческий организм, они ввели термин «пассивное курение» и на пачках сигарет, распространяемых на фронте, употребляли выражения, предупреждающие о гибельных последствиях курения. А с 1938 года они запретили курить в общественных местах. Это вам ничего не напоминает?

Но, как и прежде, с бунтарским видом Берлин не выпускает изо рта сигарету. Барбара Палм, или Бабси, едва волочит ноги, перемещая свой обтянутый кожей скелет курильщицы с тридцатилетним стажем за прилавок. Когда речь зашла о запрете курения в общественных местах, эта пятидесятилетняя дама с розово-красным перманентом на голове организовала нечто вроде диссидентского протеста и воспользовалась подзабытой лексикой. В ход пошли такие выражения, как «человеческое достоинство», «борьба с государством, которое собирается ее контролировать», «лишить свободы», «растоптать ее волеизъявление»! Все это высказывалось с сильным простонародным акцентом перед небольшим количеством постоянных посетителей ее маленького кафе Heide 11. Это типичное и малопривлекательное заведение берлинских пригородов – стены, обшитые темными деревянными панелями, занавески, связанные крючком из дешевой пряжи, витрины, выстланные черным бархатом, на котором под неоном огней поблескивают кубки – свидетельство проводимых конкурсов по дартсу, бильярду… В воздухе звучат мотивы диско. «Ноинг-ноинг-ноинг», – ноет синтезатор. Ах, восьмидесятые годы!

Здесь 95 процентов постоянных посетителей – заядлые курильщики. Выставить их за дверь? Да это то же самое, что стрелять себе под ноги. Это означало бы конец Heide 11! И тогда его хозяйка начала военные действия против тоталитарного государства. Как говорит Манфред, который всегда сидит за столиком в углу перед кружкой темного пива: «Лучше курить, чем быть фашистом!» – «Яволь!» (Так точно!) – вторит ему в ответ Бабси, голос которой срывается в кашле.

Итак, день, когда начал действовать запрет на курение в барах и ресторанах, наступил. Что же касается Бабси, она решила разжечь свои «сигареты свободы» (так во время войны называли сигареты, которые солдаты курили по очереди), а вместе с ними и огнь раздора. Она застеклила дверь непрозрачным, как бы закопченным стеклом (впрочем, у нее все покрыто копотью), повесила колокольчик, а завсегдатаи получили членские карточки. И Heide 11 стал частным клубом. Или курилкой. Далее, через небольшой промежуток времени, Бабси подала жалобу в Конституционный суд. По ее мнению, тоталитарное государство проводит «дискриминационную политику»; приняв антитабачный закон, оно разрешило большим заведениям то, что не дозволено маленьким.

А дело заключается в следующем: в Берлине заведениям площадью более 75 квадратных метров разрешается оборудовать курительную комнату. Таким образом, небольшим кафе и барам пришлось бы навсегда убрать свои пепельницы, вычеркнув из жизни курящую клиентуру. В ожидании решения судей закон был приостановлен, и Берлин вновь принялся дымить. Впрочем, он никогда и не прекращал! И так как суд признал правоту маленьких кафе и баров, закон на них больше не распространялся. В этой неразберихе крупные заведения с большей свободой принялись трактовать текст закона. Это было в 2008 году. Сегодня, за исключением больших ресторанов и общественных зданий (больницы, аэропорты, административные заведения, ets), в Берлине курят везде. Бабси может собой гордиться!

Симфония для курочек в ЖЕМЧУГАХ

Немцы затеяли игру в слова, которая мне совершенно не нравится: дам, принадлежащих к высшим слоям общества, с жемчужными ожерельями и такими же серьгами, они называют Perlhuhner, что буквально означает «курица в жемчугах», хотя сама представительница пернатых (курица как таковая) не имеет никакого отношения к нашим обожаемым цыпочкам. И даже если я не имею ничего против того, что цыпочка может быть курочкой в жемчугах (хотя для себя лично я не приемлю килограммовые колье на шее), мне не нравится сведение образа цыпочки к образу разряженной представительницы богатой буржуазии. Но ничего не поделаешь! Видимо, действительно пришло время написать эту книгу. Тем более что придется потрудиться, чтобы отыскать таких разодетых и шикарных цыпочек в Берлине. Я не хочу сказать, что здесь их нет, но раздел города истребил этот социальный класс: существовавший на тот момент режим в восточной части Берлина задушил буржуазию и разорил крупные аристократические кланы; а что же касается западной части, то ее богатые обитатели, опасаясь вступления в город русских танков, сбежали отсюда, как только представилась такая возможность. Они отправились в направлении Франкфурта с его финансовыми дельцами, в Кёльн с его богатейшей буржуазией, обосновавшейся на берегах Рейна, и, главным образом, в Баварию, где до сих пор аристократия играет важную социальную роль.

И из этой столицы, исповедующей левые взгляды, с богатой артистической жизнью, сосредоточенной в центре города, где живет огромное количество людей, едва сводящих концы с концами и лишенных соответствующих экономических условий для нормального существования (в Берлине нет ни одного предприятия, акции которого котировались бы на франкфуртской фондовой бирже), придется отправиться в Потсдам, этот берлинский Версаль, чтобы увидеть одну из таких дам, из числа жен богатых предпринимателей, вдов крупных чиновников, единственных наследниц старых прусских аристократических семейств… Они живут в роскошных особняках, окруженных высокими решетчатыми оградами, в таких фешенебельных кварталах, как Дахлем, Грюневальд, Целендорф, либо вдоль берегов озера Ванзее, где по выходным катаются на парусных яхтах, кутаясь в свитера марки «Ральф Лорен»… Иногда по утрам можно видеть, как они в черных огромных лимузинах отвозят в частные школы своих отпрысков. Самой роскошной считается вилла Ритц с первоклассно оборудованной в парке конюшней для пони, SPA-комплексом в цокольном этаже, воспитательницами, говорящими на английском, китайском и французском языках. В те дни, когда милые дамы до предела загружены делами, за ребенком заедет шофер, который отвезет его в школу. И за все про все он получает 1000 евро в месяц.

Чтобы проникнуть в тайны их жизни, посплетничайте с обслуживающим виллы персоналом. Отправляйтесь воскресным утром, например, в церковь в Сюдштерне: именно здесь собираются польки всего города (граница с Польшей всего лишь в 60 км), которые приезжают сюда, не говоря ни слова по-немецки. Перед мессой, которая проходит на их родном языке, они обмениваются перспективами на работу (ведение домашнего хозяйства, присмотр за детьми и даже мелкий ремонт в доме – вариант для мужа или брата; что бы делал Берлин без этой рабочей силы, которую используют незаконно), сообщают друг другу, где дешевле снять квартиру, как решить административные формальности. И все это, разумеется, не без помощи сарафанного радио.

Моя подруга Виолетта вызвалась быть моим переводчиком: «Ольга рассказывает, что работает у одной анорексички, которая по всему дому оставляет мешки с рвотными массами, – ей хочется сохранить форму, чтобы позднее стать актрисой. Хозяйка все время раздражена, но ее муж оставляет на столике в салоне хорошие чаевые. Ольга его никогда не видела, но знает, что это крупный мужчина, потому что гладит его рубашки…» Сама Виолетта в течение долгого времени присматривала за детьми одной из таких дам. «Знаешь, такая грустная женщина…»

Судя по всему, и в Берлине у богатых дам-домохозяек не самая сладкая жизнь. Иногда они появляются в центре города. Правда, в очень небольшом количестве, видимо, чтобы напомнить простым цыпочкам, что курятник гораздо больше, чем думают в центральных округах столицы. Они бывают на коктейлях в посольствах, посещают благотворительные концерты. О, классическая музыка! Это их любимый конек. И разумеется, как повсюду в Берлине, не требуется специально наряжаться, чтобы пойти послушать оперу или симфонию. Но если у вас есть красивое вечернее платье и подходящие к нему лодочки, если у вас сохранился роскошный свадебный наряд, стоивший целое состояние, и затраты на который обязательно должны окупиться, то вы, девушки, просто обязаны использовать свой шанс! Когда, если не сейчас, сыграть по-крупному! Ведь наши курочки в жемчугах беззастенчиво пользуются такими моментами. Голая спина, оборки до пола, а иногда даже диадема на голове. Что меня изумляет больше всего, так это то, что хозяева жизни, холеные и цветущие, прохаживаются по фойе с таким видом, будто не совсем уверены в том, что одеты достаточно хорошо. Идеальный дресс-код таких больших музыкальных вечеров – это как деловой костюм при приеме на работу. Но здесь можно встретить и персонажей великого смешения в берлинском понимании (кричащие расцветки, невероятно смелые стрижки). Особенно в Опере, где провокационные мизансцены часто вызывают шок в берлинском артистическом микрокосме. И когда, характеризуя человека, говорят о нем, что он берлинский артист, это означает, что либо его внешний вид, либо прическа не вписываются в современные представления о том, как должны выглядеть обычные люди.

Но что бы там ни говорили, три оперных зала в городе и два концертных не являются частной собственностью курочек в жемчугах и их спутников. Будучи студенткой, я ходила в Оперу на Унтер-ден-Линден приблизительно раз в месяц. Покупая билеты в последний момент, непосредственно перед представлением, можно приобрести их с 50-процентной скидкой на все места.

Каролина – она работает в одном из зданий из стекла и стали на Фридрихштрассе, экономической и торговой артерии города, полностью перестроенной после объединения (один из редких кварталов Берлина, где можно увидеть женщин и мужчин в деловых костюмах), – рассказывает: «С моими коллегами мы иногда принимаем спонтанное решение завершить день в театре, отправившись на 19-часовой спектакль. Это привносит разнообразие в нашу жизнь». Подкрепившись перед спектаклем кренделем с тмином, купленным у разносчика (он подзывает покупателей сигналами велосипедного звонка, расположившись со своей ивовой корзиной на главной лестнице), в антракте они позволяют себе маленькую кружку пива в фойе с позолотой, в здании, которое насчитывает около трех веков. А в ноябре – декабре, выходя из театра, сразу же попадают в атмосферу рождественских базаров. И нет ничего лучше, чем выпить горячего вина после Вагнера!