Я люблю тебя, Зак Роджерс
Шрифт:
Мне было необходимо вынырнуть наружу, проделать отверстие в толстой корке льда и вдохнуть спасительный глоток информации, которую доктор все еще озвучивал, но его речь замедлилась — это я поняла по тому, как его рот почти не двигался.
— С вами все хорошо?
Наконец, я услышала что-то, кроме звенящего шока.
Неожиданно мое тело понесло в сторону, но доктор Джеммисон вовремя схватил меня за локоть.
— Я… в порядке, — глотая сухой воздух, пролепетала в ответ, уперев взгляд в бейджик мужчины.
Буквы, складывающиеся в его имя, расплывались.
—
Это было странно. У меня совершенно не осталось сил, и казалось, словно я опустошена изнутри, но почему-то все еще могла удерживать свое тело в вертикальном положении.
— Нет, — хрипло отозвалась я, уставившись в пол.
Скажу больше: я бы никогда не подумала, что однажды услышу нечто подобное. Конечно, не надо много ума, чтобы забеременеть. И в этом нет ничего сверхъестественного, тем более плохого. Но… мне просто нужно заставить себя принять это.
— Что ж, примите мои поздравления, — раздался над головой все такой же ровный, спокойный голос доктора Джеммисона. — Однако не забывайте о моих словах. Вашей маме нужен покой. Угроза выкидыша миновала. Повезло, что срок маленький.
Я громко сглотнула болезненный ком в горле.
— Выкидыш? — наполовину вопросительным тоном выдавила я.
Это ужасное слово не вызвало в моем сердце боли. Возможно, потому, что то по-прежнему находилось замурованным во льду и не было способно воспринимать все должным образом.
— Да, — вздохнул доктор. — Но, как я сказал, сейчас волноваться не о чем.
Господи.
— А… какой у нее срок? — поинтересовалась тихо, медленно подняв голову.
— Три недели.
Знала ли мама о своей беременности?
Почему-то у меня не хватило смелости спросить об этом у доктора. Ведь наверняка он знал об этом.
Так, ладно. Я поговорю с мамой. Сама. Наедине. Без посторонних.
— Как она сейчас себя чувствует? — ко мне постепенно, но с неохотой возвращалось самообладание.
— Спит.
Я кивнула.
— Хорошо.
Произнесла, скорее обращаясь к самой себе.
— Когда я могу увидеть ее? — с надеждой взглянула на доктора Джеммисона.
Тот с легким оттенком сочувствия в серых глазах смотрел на меня сверху вниз.
— Идите за мной.
***
Я проснулась оттого, что что-то зашевелилось под моей щекой. Ненавязчивая дремота почти мгновенно рассеялась, и я подняла голову. Оказывается, причиной моего пробуждения оказалась бледная и холодная рука мамы, которую я крепко сжимала в своих ладонях, и которая одновременно служила мне подушкой, правда, не мягкой, неудобной и костлявой. Мама, кстати, тоже не спала, хотя я помнила, что позволила сну победить себя, когда ее глаза были сомкнуты, и тихо сопение заполняло молчаливую палату, погруженную в предрассветное оцепенение.
Она украдкой наблюдала за мной, и уголки ее губ непроизвольно дернулись вверх, пытаясь
Первые секунды после пробуждения были идеальными, ведь мое сознание не успело отойти от дремоты. Но вглядевшись в бледно-серое лицо мамы, в фиолетовые мешки под глазами и потухший взор карих глаз мгновенно вытащил меня из состояния мысленного забвения.
На меня навалились воспоминания минувшей ночи, и сердце мучительно сжало в тиски чувство сожаления, смятения, возмущения, растерянности и даже вины. Я безмолвно смотрела на маму и пыталась найти ответы на свои бесконечные вопросы в ее губах, искривленных в отдаленном подобии приветливой улыбки, в ее слегка наморщенном лбе и крошечной складочке между бровями, незначительно приподнятыми вверх.
— Доброе утро, — робко проговорила мама, несильно попытавшись сжать мои ладони, в которых были заключены ее пальцы.
Сердце пропустило удар.
Мой взгляд переметнулся на ее живот.
Мама заметила это и поежилась, видимо, почувствовав дискомфорт. Но, к сожалению, я не могла делать вид, будто все нормально и не произошло ничего впечатляющего и ошеломительного. Ее беременность как раз и было этим нечто удивительным и странным. Внезапным, будто вспышка молнии в ясный, солнечный день.
— Как ты себя чувствуешь? — вместо тысячи вопросов, крутившихся на кончике моего языка, спросила я.
Мама встрепенулась и вновь улыбнулась.
— Вроде хорошо, — она слабо пожала плечами. — Ты просидела здесь всю ночь?
— Нет. Меня пустили к тебе только под утро.
Я выпустила ее руку и откинулась назад, выпрямив спину и высоко подняв руки, потягиваясь. Мышцы затекли и болезненно ныли, но проигнорировать это неудобство в теле было не так сложно, как то, в каком состоянии находилась мама. Хоть она и сказала, что чувствует себя нормально, но внешний вид выдавал ее с потрохами.
Вдруг ее карие глаза расширились.
— Работа! — воскликнула она и собралась скинуть с себя одеяло, укрывавшее ее по грудь.
— Ну и куда ты собралась в таком состоянии? — вздохнув, я покачала головой.
Мама предприняла несколько попыток покинуть кушетку, но каждый раз я останавливала ее и ловила недовольные взгляды. Серьезно? Она собралась на работу, когда всего несколько часов назад у нее чуть не случился выкидыш? Когда она выглядит так, словно ее несколько раз переехало катком?
— Я не могу торчать здесь, Наоми, — нахмурившись, мама все же забралась обратно под одеяло.
— Но ты должна.
Поджав губы, мама отвела от меня взгляд, словно стыдилась.
— Ты все знаешь, — тихо проговорила она.
— Конечно, — кивнула я, скрестив руки.
Вновь вздохнув, но на этот раз громоздко, мама откинулась на подушку и устремила задумчивый взгляд в бледно-голубой потолок.
— Я все равно не собираюсь оставаться здесь, — в изолированной от всего мира крошечной палате я без особого труда сумела уловить колебания тревоги в ее голосе. — Сегодня я могу не появиться на работе, но завтра… и послезавтра… Я не могу, в общем.