Я, маг! Трилогия
Шрифт:
Две с половиной тысячи погибших по тем или иным причинам за двадцатитысячное разгромленное войско, из которого около шести тысяч уже никогда не возьмут в руки оружия, – отличная военная арифметика. Но победе никто не радовался. Помнили о позавчерашнем поражении.
Когда солнце закатилось и вопли пирующего на трупах воронья стали чуть тише, заклинание, наложенное с первыми лучами утра, потеряло силу. Те, кто в течение дня могли поднять над головой лошадь, подпрыгнуть на пару саженей или увернуться от стрел, всю ночь провели в бреду, обливаясь вонючим потом, слабые, словно младенцы.
Теперь Харальд знал, какой
Минула и эта ночь, оказавшаяся бессонной, как и предыдущая, и люди зашевелились, приходя в себя. Но в течение дня они были небоеспособны, и всего сотня свежих воинов могла запросто убить всех, ведь даже на часах стоять оказалось некому.
Сесть в седла смогли только утром следующего дня
Они двигались не очень быстро, но ужас бежал впереди, заставляя людей бросать оружие, ворота замков – распахиваться, а родовитых – склонять непривыкшие к этому шеи. О невероятной победе, одержанной Харальдом, ползли слухи, один грандиознее и нелепее другого, но во всех байках была общая деталь-невероятные способности воинов-победителей. Говорили о том, что ударом кулака любой из них сможет обрушить стену, легко запрыгнет на вершину донжона и голыми руками справится с десятком латников.
Как противостоять таким? Невозможно! Вот и думали родовитые, хозяева замков, какая часть сплетен правдива. Ведь не появились же россказни на пустом месте? И после размышлений здравый смысл обычно побеждал – Харальду приходилось принимать очередную вассальную присягу. От предлагаемых подкреплений он тем не менее отказывался, не желая, чтобы миф о непобедимости маленького войска рассеялся благодаря наблюдательности посторонних.
Они переправились через реку и до цели похода – замка Иссахара осталось около пятидесяти верст. День пути, не более. Здесь простирались места, по которым Харальду доводилось путешествовать давно, еще до того, как он стал наемником. Но, как ни странно, он не узнавал пейзажа. Никак не мог ухватить знакомых деталей, и это вызывало глухое раздражение.
Чувствуя настроение Владетеля, воины старались держаться от него подальше, лишь фон Жахх по обязанности ехал рядом.
– Послушай, – обратился как-то к нему Харальд. – Неужели тебе никогда не хотелось мне отомстить? Ведь я убил твоего дядю.
– Хотелось. – Светлые глаза смотрели прямо, не было в них страха. – В самые первые днй, Но не очень сильно, да и остыл я довольно быстро. Дядя все равно рано или поздно скончался бы, так что чего жалеть? А так – получил в наследство ту груду камней
– Значит, ты доволен тем, как все произошло7 – спросил Харальд, пытливо вглядываясь в лицо первого (по времени появления и по приближенности к сеньору) вассала. Впервые за долгое время Владетелю стало интересно, как его поступки оценивают другие люди, как он выглядит со стороны.
– Доволен ли? – На лице фон Жахха появилась широкая улыбка. – Конечно! Какое у меня было будущее, если бы ничего не произошло? Еще лет пять в наследниках, а затем, до самой смерти, – хозяин разваливающегося замка в захолустье, на который никто не наложил лапу до сих пор лишь потому, что он никому не нужен. Охоты, пиры, женитьба – тоска. Никакого разнообразия. При смене Владетеля мне тоже особенно ничего не светило –
– Так значит, я принес с собой добро? – Харальд огладил подбородок, пытаясь понять, зачем он затеял этот разговор.
– Мне – да, но ведь многие и пострадали. Наверняка они думают, что вы – олицетворение зла и разрушения. Но ведь иначе не бывает.
– Чего не бывает? – Харальд поправил висящую на плече сумку с книгой, что вдруг потяжелела. Он стремительно терял интерес к беседе.
– Что бы только добро или только зло, – на вассала, судя по всему, напала болтливость. – Вот весенний паводок сносит дома и творит много всяких нехороших дел. Но, с другой стороны, земля после него становится плодородней!
– Ты сравниваешь меня с паводком, – спросил Владетель с улыбкой.
– Совсем нет, – родовитый понял, что заболтался, и замолчал.
Глава 17
Магия есть творческий процесс внутри материала.
Замок Иссахара, несмотря на казусы памяти, Харальд узнал сразу. Строение ничуть не изменилось – все так же чернело огромным лишаем на вершине холма. Сурово выглядели высокие башни, а стена по-прежнему грозила зубцами. Но обвис, словно рука больного, небесного цвета флаг над донжоном, и ворота в укрепление были распахнуты, словно приглашая войти.
Разведка вернулась с известием, что на стенах и в самом замке никого не видно. Воины с недоумением переговаривались, подозревая какую-то хитрость.
– Ладно, поехали, – сказал Харальд. – Сразу занимаем надвратные башни, а затем стену. Лишь после этого – в донжон.
Но все опасения оказались напрасны – замок никто не защищал. Опустевшим выглядел широкий двор, сиротливо пустыми – помещения для воинов. После осмотра стало ясно, что все покинуто несколько дней назад. Неужели Иссахар бежал?
Убедившись в отсутствии засады, двинулись внутрь донжона Шли осторожно, хотя будь в башне враг, он давно проявил бы себя.
– Там человек! – примчался с докладом один из воинов, шедших первыми – Один!
– Хорошо, – кивнул Харальд. – Веди.
В знакомой комнате, за тем же столом, в той же самой позе, что и шесть лет назад, сидел Владетель Иссахар. Даже запах витал тот, который так запомнился молодому Харальду – странный, чуть будоражащий. На стенах – гобелены со сценами охоты, сквозь окна лезет пальцам и – лучам и любопытное солнце, стремясь все потрогать. Все как тогда. Изменился только сам хозяин.
Желтое лицо потемнело, став коричневым, словно старая кожа, голубые глаза погасли, превратившись в подобие оловянных пуговиц, и волосы более не торчали непокорно, а как-то неловко топорщились.
– Что? – сказал Харальд, подходя. – Ты остался в одиночестве? Все бросили тебя?
– Нет, – голос черноволосого Владетеля скрипел, как рассохшаяся дверь. – Я сам их всех отпустил. Какой смысл сопротивляться?
– Ты поступил разумно, – кивнул Харальд. – Кстати, ты помнишь меня?
– Да, – Иссахар поднял лицо. На нем обнаружилась кривая усмешка. – Моих слов ты тогда не послушал – а зря.