Я, Менгск
Шрифт:
Что позволяло Арктуру легче переживать горечь обид, так это предвкушение приятного времяпрепровождения в обществе Жюлианы Пастер.
В тот день, когда Арктур приехал в Академию, он получил от девушки письмо. В нем Жюлиана деликатно поинтересовалась о его здоровье и о возможности встречи в один из дней, когда ему будет разрешено выйти за пределы кампуса. С хирургической точностью Арктур вычислил скрытый смысл заложенный в письме девушки, – за ширмой банальностей чувствовался неприкрытый интерес к его персоне.
Очевидно чувство симпатии, возникшее между ними за то короткое
Арктур написал девушке ответ. Содержание письма пестрело описаниями недостатков однокурсников, глупости преподавателей, и тягот практически тюремного заточения в стенах Академии.
Каждая фраза в письме была тщательно продумана, снабжена вкраплениями остроумия и эрудиции и с достаточной долей самокритики, чтобы не допустить толкования его слов, как бахвальства. Ничего такого, что выставило бы его воображалой. То, что самокритика совершенно надуманная, не казалось Арктуру враньем. В любом случае, получаемые в ответ бурные письма служили лишь подтверждением того, что его «писанина» имеет успех.
В течение всего срока переписки Арктур все больше убеждался, что окончательно очаровал Жюлиану. Он не мог не отметить контраста относительно их первой встречи в бункере. Словно только сейчас Жюлиана оценила его личные качества, и уже присматривается к нему как к потенциальному жениху.
Однако Арктур не забыл ее пьянящей красоты, и в его памяти девушка занимала особое место. Письма к ней стали для него отдушиной, возможностью поспорить или, иной раз, поделиться грандиозными планами на будущее. С другой стороны, желание поддерживать дружеские отношения начало потихоньку угасать. Но Арктур продолжал переписываться с Жюлианой, с надеждой, в конечном счете, затащить ее в постель.
Это станет финалом поставленной задачи. Которая когда-то казалась невыполнимой. Но теперь, как выяснилось, оказалась достаточно простой.
Недели и месяцы проходили как в тумане. Арктур слушал скучные лекции, без всяких усилий выполнял до неприличия простые задания. Конец всему этому забрезжил лишь тогда, когда за две недели до каникул, директор Стигман собрал выпускной курс в главном актовом зале центрального корпуса Академии.
Это была роскошная сводчатая комната со стенами, обшитыми кедровыми панелями, с обрамленными золотом портретами бывших известных студентов, с высокими потолками и дубовыми балками. Каждое утро Стигман устанавливал помост, чтобы становиться за своей кафедрой и обращаться ко всем старшим классам, объявляя результаты спортивных достижений академии и отзывы предполагаемой значимости.
Иногда актовый зал использовался для проведения безупречных балов для учителей или для приема сановников, рассказывающих студентам о преимуществах гражданской службы, или об иных подобных скучных вещах.
Одетые в одинаковую форму студенты тоскливо входили в зал, и Арктур на мгновение задумался о том, как и о чем их сегодня проинформируют. Приближаясь к двери, он услышал взволнованные голоса из актового зала, о том, что их ждет что-то непривычное и из ряда вон выходящее.
Он
Перед помостом стояло много неудобных стульев, на которых сидели взволнованные студенты. Директор Стигман стоял за своей кафедрой, по-видимому, очень довольный собой, но внимание Арктура привлекли три громадные фигуры, стоящие по стойке «смирно» позади директора.
Они возвышались над Стигманом, чуть ли не на метр с лишним, словно аршин проглотили, и выглядели просто огромными из-за тяжелой брони из неостали.
Благодаря прочитанной в библиотеке технической литературе, Арктур узнал этот тип брони.
Это были боевые бронескафандры ДВК-300 – новейшая модель, приходящая на смену серии ДВК-200.
Боевые бронескафандры...
Которые носят солдаты десантных войск Конфедерации.
ГЛАВА 4
Директор Стигман не тратил даром времени и поспешил скорее начать. Как только все старшеклассники уселись, он уперся в кафедру обеими руками и наклонился вперед; Арктур знал, что директор считал эту позу авторитетной. На самом деле, подобная поза только подчеркивала невысокий рост Стигмана; но либо этого никто кроме Арктура не замечал, либо никто не спешил намекнуть об этом директору.
– Нам, несомненно, повезло, – начал Стигман, его гнусавый голос раздражал Арктура, – принимать у себя представителей бравых десантных войск Конфедерации, которые пришли пообщаться с вами сегодня. Их визит для нас – великая честь, и я уверен, что вы горячо их поприветствуете, как положено в Академии Стирлинга.
Последнее замечание, безусловно, было приказом, и юнцы с энтузиазмом начали бурно аплодировать, пока Стигман покидал кафедру. Под гром аплодисментов один из солдат вышел вперед и, прогрохотав тяжелой поступью по деревянному полу помоста, занял место директора.
Остановившись перед кафедрой, десантник снял шлем.
Тут-то и выяснилось, что он – на самом деле она.
И удивительно хорошенькая она!
Женщина-десантник положила шлем на кафедру и улыбнулась собравшимся юношам, которые, достаточно предсказуемо, теперь проявляли гораздо бОльший интерес к этой утренней беседе. За спинами бойцов поднялся занавес, открывая вид на большой экран с проекцией красно-голубого флага Конфедерации, энергично развевающегося на ветру, на фоне золотого заката. Видеоряд сопровождался энергичной музыкой, идущей из акустической системы актового зала.
– Доброе утро. Разрешите представиться – Ангелина Эмилиан, – начала девушка. – Я капитан 33-й десантно-штурмовой дивизии десантных войск Конфедерации, и сегодня я пришла сюда по просьбе вашего директора, чтобы провести с вами беседу по поводу карьеры в десантном корпусе армии Конфедерации.
Капитан Эмилиан подошла к краю помоста и уперлась руками в бедра.
– Знаю, о чем вы подумали.
По залу пробежал нервный смешок, намекающий на то, что Эмилиан лучше не знать, о чем в тот момент подумало большинство парней.