Я, Мона Лиза

Калогридис Джинн

Джулиано замолчал и бросил взгляд на окно. Я знала, он ждет звона колоколов.

— Тебе пора идти?

В ответ он взял в ладони мое лицо.

— Я люблю тебя. — Он легко и нежно меня поцеловал. — Скоро вернусь, обещаю. Не волнуйся.

— Хорошо, — сказала я. Каким-то образом мне удалось говорить и вести себя довольно спокойно. — Я позволю тебе уйти без меня только с одним условием.

— Каким? — Он постарался изобразить веселость.

Связь между письмом Леонардо и словами умирающего Лоренцо все еще не давала мне покоя, и я опасалась, что потеряю шанс узнать правду.

— Ответь

мне на один вопрос. Кто этот третий человек? Этот кающийся грешник?

Он опустил руки и уставился на меня с удивлением.

— Прошло столько времени… а ты все еще помнишь отцовские слова? — Тут он взял себя в руки. — Отец умирал. Он сам не знал, что говорил.

— Ты ужасный лгун. Кого он имел в виду? — Джулиано покорно сдался.

— Одного человека, которому удалось бежать, — ответил он, и в эту секунду раздался звон колоколов.

Мы оба вздрогнули, но я не отступила от своего. Время утекало как вода, а я должна была все узнать, словно от этого зависели наши судьбы.

— Откуда бежать?

— Все, кто участвовал в заговоре, когда убили моего дядю, были пойманы. Но один человек ускользнул.

— Твой отец его видел?

Джулиано покачал головой и повернулся к двери, ему явно не терпелось уйти.

— Леонардо. Леонардо его видел, — ответил он. — Мой дядя умер у Леонардо на руках. Лиза, мне пора. Поцелуй меня еще раз.

Мне хотелось закричать от страха, но я просто поцеловала мужа.

— Снаружи стоит охрана, — быстро произнес он. — Они скажут тебе, если нужно будет обратиться к Джованни. Из комнаты не выходи. Лаура принесет тебе поесть. — Он распахнул дверь, потом оглянулся на меня в последний раз. Глаза его светились тревогой. — Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, — эхом отозвалась я.

Он закрыл дверь. Я подошла к окну и распахнула его, не думая о холоде. Облака, наконец, разошлись и открыли кораллово-оранжевое солнце, стоящее уже у самого горизонта. Перегнувшись через подоконник, я послушала колокола, а потом увидела, как Пьеро и Джулиано отъезжают верхом в сопровождении примерно тридцати всадников.

— Леонардо, — произнесла я, хотя меня никто не мог услышать.

Все равно мы были с ним связаны и оба чувствовали, как неминуемо приближается беда.

XLVI

Я слушала гармоничный перезвон церковных колоколен до последней звенящей ноты, повисшей в воздухе. Я понимала, что мне следует спуститься вниз, в часовню, где сейчас Джованни и Микеланджело присутствуют на вечерне. Я чувствовала, мне следует молить Всевышнего, чтобы он защитил моего мужа. Но чрезмерное волнение не позволило беседовать с Богом или вообще с кем бы то ни было. Я не смогла даже послушаться Джулиано и терпеливо дожидаться в комнате.

На мне было свадебное платье. Дзалумма так и не приехала с моими вещами. Помня, что на улице холодно, я надела прелестную парчовую накидку, отделанную мехом. Что-то заставило меня остановиться и забрать свои два золотых медальона со стола, куда накануне положила их Лаура, готовившая меня ко сну. Я сунула их во внутренний карман накидки и вышла в приемную.

Великан тут же вскочил со стула.

— Вам что-нибудь нужно, монна Лиза?

— Нет.

Я просто иду на кухню, хочу перекусить, — весело солгала я и одарила его своей самой лучезарной улыбкой.

Мой стражник встревожился.

— Но мессер Джулиано приказал… — Я заулыбалась еще лучезарнее.

— Чтобы я оставалась в комнате. Знаю. Но он сказал, что если я проголодаюсь, то беды не будет, если я пройду на кухню. Кроме того, мне наскучил Петрарка. Я хотела взять другую книжку в библиотеке.

— Вам принесут еду — какую захотите. Если назовете книгу…

— Но я ведь не знакома с библиотекой, поэтому не представляю, что там можно найти. — Я перешла на просительный тон. — Пожалуйста. Я отлучусь всего на минуту.

— Ну что ж… — неохотно произнес он. — Но я со всем уважением должен вас попросить долго не задерживаться. Мессер Джулиано никогда не простит меня, если сейчас вернется, а я даже не смогу сказать, где вы находитесь.

Он проводил меня до выхода и, задержавшись на пороге, тихо отдал приказание двум стражникам. Идя по коридору, я слышала, что один из них следует за мной на почтительном расстоянии.

Я спустилась вниз, где также несли службу вооруженные стражники. Разумеется, у меня не было ни малейшего желания посещать кухню. Я просто хотела отвлечься немного. Поэтому и вышла во двор.

Там все осталось, как я помнила: в самом центре стояла по-девичьи изящная бронзовая фигура Давида работы Донателло, а рядом — каменный бюст Платона. Но много древних произведений исчезло, и мне сразу бросилось в глаза, что на месте нет терракотовой скульптуры старшего Джулиано.

Я была наслышана о знаменитых садах Медичи и знала, где они расположены. Пройдя меж двух колонн, соединенных аркой из серого камня, я пересекла галерею и оказалась у другого выхода из здания.

Здесь я и увидела регулярный сад, занимавший по размерам одну треть площади огромного дворца. В центре ярко-зеленой лужайки скрещивались две вымощенные плитняком тропы, обсаженные фруктовыми деревьями в кадках. Между деревьями располагались розовые кусты, колючие ветви которых были подстрижены в преддверье зимы. За кустами на тщательно отмеренном одинаковом расстоянии стояли на высоких пьедесталах статуи в натуральную величину. Мне сразу бросилась в глаза фигура Юдифи, иудейки, вцепившейся одной рукой в волосы поверженного врага, Олоферна. Другой рукой она сжимала огромный меч, готовясь нанести последний удар, снести Олоферну голову с плеч, завершив тем самым свою жестокую миссию.

А рядом со стеной были аккуратно сложены горы оружия и амуниции: щиты, шлемы, булавы, мечи, кинжалы и копья, напомнившие мне шедевр Уччелло.

Зрелище навеяло ужас: выходит, все это время Медичи готовились к войне.

Я подняла взгляд на небольшую группу воинов, стоявших неподалеку. До этой минуты они о чем-то лениво беседовали, а тут вдруг замолчали и уставились на меня с любопытством и весьма недружелюбно.

«Возможно, — сказала я себе, — это просто дело рук Пьеро — результат его неуверенности и недоверия, вроде тех воинов Орсини, что поджидали его у городских ворот Сан-Галло. Джулиано мог с самого начала не одобрить такой шаг или счесть его неуместным».