Я, Мона Лиза

Калогридис Джинн

Крестьянин повалился навзничь, прямо под копыта моей лошади.

Я обернулась и встретилась взглядом с убийцей: это был один из стражников Медичи, наверное, ровесник Джулиано, в его глазах застыл странный ужас. Он не замечал ни того, что я богато одетая женщина, ни того, что я безоружна и выехала из дворца. Казалось, он знал только одно — что должен занести меч снова и разить всех, кто под него попадет. А как раз сейчас на его пути оказалась я.

Я втянула голову в плечи и пустила лошадь галопом. Мы мчались сквозь толпу, я задевала коленями и локтями о тела, кости, металл и дерево.

Вскоре мне

удалось высвободиться и направить лошадь по виа Ларга, мимо лоджии и главного входа во дворец, где всего несколько лет тому назад встречал меня Лоренцо. Стражники Медичи все еще вели бой небольшими разрозненными группами, но внушительный главный вход остался без охраны, и несколько мятежников пытались пробить его тяжелым деревянным тараном. Я свернула на ту же улочку, по которой уходил от толпы Джованни. Затем проехала мимо церкви Сан-Лоренцо и оказалась возле баптистерия Сан-Джованни, на Соборной площади. На улицах еще попадались люди — я увидела трех всадников, пару монахов, бедное семейство, отца и мать, бегущих неизвестно куда, с плачущими детьми на руках.

Только оказавшись возле собора, я замедлила шаг из-за растущих толп. Неожиданно меня окружили какие-то люди, двое из них держали горящие ветви. Они подняли их повыше, чтобы как следует меня разглядеть.

Это были уличные хулиганы.

— Симпатичная дамочка, — насмешливо выкрикнул один. — Вроде из знатных, а ездит верхом, задрав юбку до пояса! Гляди-ка, какие тонкие у нас лодыжки!

Я нахмурилась и принялась нетерпеливо оглядываться. Да, вокруг было много людей, но колокольный звон все заглушал. Да и прохожим было не до меня — они с воплями бежали на площадь. Вряд ли кто-нибудь обратил бы внимание на крики какой-то женщины.

Я и не хотела кричать — пока не хотела.

— Позвольте проехать, — огрызнулась я, вынимая кинжал из накидки, он был в ножнах.

Негодяи презрительно загоготали. Их смех был похож на лай псов.

— Смотрите! — прокричал кто-то из них. — У Лизы ди Антонио Герардини есть зубки!

Это был тощий блондинчик с пробивающейся плешью.

— Раффаэле! — я с облегчением опустила кинжал, узнав сына мясника. — Раффаэле, слава Богу, мне нужно проехать…

— Мне нужно проехать, — издевательски повторил Раффаэле нараспев. Один из его приятелей захихикал. — Посмотрите на нее, ребята. Она одна из них. Вышла за Джулиано де Медичи, двух дней не прошло.

— Купеческая дочка? — спросил другой головорез. — Врешь!

— Провалиться мне на этом месте, — серьезно ответил Раффаэле. Его тон и взгляд заставили меня вынуть кинжал из ножен. — Что случилось, монна Лиза? Неужели ваш супруг так скоро покинул вас?

Я крепче сжала кинжал.

— Я все равно проеду… — Раффаэле злобно заулыбался.

— Посмотрим, как вам это удастся.

Что-то просвистело совсем рядом в темноте, моя кобыла пронзительно заржала и встала на дыбы. Я отчаянно вцепилась в поводья, но второй булыжник попал мне в запястье и словно обжег огнем. Я вскрикнула и выронила оружие.

В меня угодил еще один булыжник, потом еще один. Мир вокруг перевернулся. Я выпустила поводья, перестала ориентироваться и рухнула на твердые плиты.

Я лежала на боку и умирала от страха из-за того, что боль не позволяла мне вздохнуть. Над головой заполыхал факел, я зажмурилась, а он медленно

закачался вместе со всем, что меня окружало. Через секунду его закрыла голова Раффаэле, полускрытая тенью, но я все равно разглядела мерзкую улыбку на его лице.

— Ну, как у нас дела, нежная принцесса? — поинтересовался он. — Мы, оказывается, не знаем не только как сидеть на лошади, но даже как держать оружие. Вот. — Кинжал блеснул прямо у меня перед глазами. — Вот как правильно его держат. — Наступила пауза, лезвие кинжала было направлено прямо в меня, но не тупой стороной, а острой. — А вот как им нужно пользоваться…

Глоток воздуха. Я перепугалась не столько из-за кинжала, сколько из-за невозможности вздохнуть. Грудная клетка вообще не двигалась. Все вокруг меня еще больше потемнело и расплылось.

Надо мной раздался другой голос, лениво спросивший:

— А может, сначала развлечемся с ней?

— Прямо здесь, при людях? — уточнили у него.

— Кому какое дело! Никто даже сюда не смотрит! — Тогда заговорил Раффаэле, произнесший с презрением:

— Очень надо! Она ведь только что побывала в руках Медичи!

Серебристое пятно — кинжал — приблизилось ко мне, и я почувствовала его острие у самого горла; стоило мне глотнуть, и оно бы вонзилось в меня. Я разглядела руку Раффаэле и черную кожаную рукоять кинжала.

А потом и рука, и кинжал исчезли, все погрузилось в темноту.

XLVIII

«Неужели я умерла?» — пронеслось у меня в голове. Но нет — нестерпимо и слишком реально болели голова и плечо. Неожиданно тиски, сжимавшие грудь, ослабли, и я судорожно, как утопающий, втянула воздух.

За всем этим я почти ничего не замечала, кроме расплывчатых теней. Изредка до меня долетали отдельные слова, заглушая топот лошадиных копыт, колокольный звон и шум толпы.

Я увидела над собой всадников с факелами в руках. Пребывая в смятении, я решила, что их несколько сотен, этих черных великанов, и у каждого в руке по искрящемуся пламени, сверкающему, словно огромный оранжевый бриллиант.

До меня донесся голос одного из всадников, полный достоинства голос человека, привыкшего повелевать.

— Что вы тут делаете с этой дамой? — Раффаэле, по-прежнему находившийся рядом, робко забормотал:

— Она — враг народа… молодая жена Джулиано… шпионка.

Всадник что-то коротко ответил. Я уловила только:

— …В синьорию… защита…

Меня подняли. Я закричала от пронзительной боли.

— Тихо, мадонна. Мы не причиним вам вреда.

Меня перекинули поперек седла, позади уселся всадник и натянул поводья над моей спиной. Мы поехали. Голова моя болталась у бока лошади, волосы выбились из золотой сеточки Альфонсины, и она соскользнула где-то по дороге — кому-то посчастливится ее найти. Лицо билось о разгоряченный, взмокший бок лошади, да так, что у меня потрескались губы и я ощутила на них вкус соли и крови. Я видела только темную мостовую, слышала колокол и крики. И то и другое становилось все громче — колокол звонил беспощадно, вскоре мне казалось, что у меня раскалывается череп от этих звуков; мы выехали на площадь Синьории. Я попыталась выпрямиться, приподнять голову, собиралась позвать Джулиано по имени, но всадник грубо толкнул меня, чтобы я не шевелилась.