Я - начальник, ты - дурак (сборник)
Шрифт:
Вслед за трансформацией тела в мозгу оформилось очередное задание. Задания он получал телепатически — так было удобнее хозяевам: соблюдалась полная анонимность, и выйти на них не смог бы никто.
Задание было, как всегда, неосознанным — ещё одна ступень защиты: некоторые асы разведки по одной формулировке задания могли расколоть любого заказчика. С суперагентом подобное было невозможно: его просто вело, тянуло к тому месту, где ему надлежало находиться.
Все это чрезвычайно напоминало прямое управление в реальном масштабе времени и, скорее всего, было им. А может, и не было: корректировки могли вноситься реально,
Цель задания, не будь суперагент в режиме выполнения, наверняка удивила бы его: ничем не приметный холмик посреди зелёного луга. Но удивлению не оставалось места: все мозговые ресурсы шли на выполнение задания.
Громадными кротовыми лапами суперагент принялся рыть землю и вскоре углубился на удвоенную высоту своего роста.
И сразу же пришлось остановиться: выбрасываемая из шахты земля падала обратно. Дальнейшее продвижение вглубь прекратилось.
Суперагент замер, ожидая очередной корректировки. И она пришла.
С трудом выбравшись из ямы, суперагент отгрёб рыхлую землю подальше от жерла шахты, спустился вниз и какое-то время работал, продолжая выбрасывать землю наверх, швыряя её невероятно сильно и далеко.
Но вскоре управляющие им поняли, что работа таким манером не позволит достичь нужной глубины, и его тело вновь принялось трансформироваться, постепенно принимая форму гигантского дождевого червя.
Когда трансформация закончилась — на сей раз она произошла сравнительно быстро, потому что не требовалось увеличения массы — суперагент вновь углубился в землю.
Теперь почву никуда не надо было выбрасывать, она вминалась в поры и трещины подземного слоя, раздавалась в стороны, уплотняясь и переуплотняясь под воздействием его чудовищной силы.
Новое препятствие, в виде слоя скальных обломков, преградили путь суперагента, и он, прикоснувшись чувствительными щупиками дождевого червя к камню, замер.
Пока хозяева решали проблему — как преодолеть неожиданно возникшее препятствие — он отдыхал. Накапливал силы, поглощая энергию, струящуюся из глубины.
Затем снова пришёл в движение и отправился на розыски трещиноватостей в каменном слое, и, обнаружив их, приступил к очередной трансформации.
На этот раз суперагент превратился в жидкость. Она по каплям просачивалась вниз, по капиллярным пустотам горной породы, размывая по пути растворимые вещества, столь необходимые ему сейчас для питания и построения тела. Собственно, питаться чаще всего приходилось именно таким образом — на ходу, попутно с исполнением очередного задания. Хозяева не затрудняли себя заботами о его пропитании. Он делал это сам, особенно не размышляя.
Но не размышляя иначе: там хозяева думали за него, тут всё осуществлялось непроизвольно, автоматически, бессознательно — так же, как человек не обращает внимания на пищеварение, перекачивание крови и массу других процессов, происходящих в организме. Тело само знает, что ему нужно, и потому отбирает из окружающей среды ровно столько и точно те вещества, которые необходимы.
Когда он просочился сквозь трещиноватые слои и увидел, за чем его посылали, то тихо выругался: опять золото! Воистину, бедная фантазия у ведущих его: использовать силу, мощь и знания Суперагента лишь для того, чтобы вынести наверх ещё двадцать-тридцать тонн золота?!
Он никогда не думал, пока выполнял работу, но когда она оказывалась близка к завершению, то позволял себе немного поиронизировать над теми, кто его послал.
«Если бы я знал заранее, что им нужно!» — подумал суперагент и живенько представил себе, во что бы трансформировался — один раз! — чтобы наилучшим образом выполнить требуемое.
Но делать было нечего, и он принялся растворять золото, чтобы вынести затем наружу.
Монотонная работа позволила пуститься в воспоминания. В этом заключалась его свобода. Будучи предназначенным для осуществления чужих замыслов, он никогда не имел никаких желаний: ему с равным удовольствием нравилось и отдыхать, и работать. Но работа была предпочтительней, потому что просыпалось любопытство: куда его пошлют в следующий раз? Во что заставят трансформироваться? Это вносило элемент разнообразия в монотонную жизнь суперагента.
Он вспомнил, как двое суток простоял броневым щитом, укрывая людей от падающих метеоритов. И подумал, что мог бы с не меньшим успехом раскинуть вокруг базы силовую сеть, которая — в зависимости от необходимости — могла либо ловить падающие метеориты для последующего изучения, либо аннигилировать их, либо просто отбрасывать в сторону.
К сожалению, проявление его возможностей ограничивалось степенью развития фантазии хозяев, а она порой оставляла желать лучшего. Но он никогда не указывал им на это, по разным причинам. И потому, что это было вне его компетенции, и потому, что им бы это не понравилось. Им почему-то не нравилось, когда кто-то был умнее их самих, не взирая на то, что это был когда-то ими же созданный механизм. Пусть и обладающий не меньшим, а то и большим, по сравнению с ними, интеллектом. Но в нём не было одной детальки, в его сознании отсутствовало одно подразделение искусственного разума, без которого становились ненужными все три закона роботехники.
Порой он думал — он обладал способностью самостоятельного мышления — что намного лучше было бы, если бы его хозяева просто ставили задачу, доверив выполнение полностью его возможностям. Тогда бы он сумел сделать всё оптимально и результативно, с минимальными затратами материи, пространства и времени. Но хозяева — вернее, потомки его настоящих хозяев — боялись предоставить ему большую самостоятельность, опасаясь, что таким образом он сможет взять над ними власть.
А потери власти они боялись больше всего. Поэтому и предпочитали каждое его действие обговорить, ограничить сотнями условий, которые не позволили бы его самостоятельности развиться должным образом. Но она и не смогла бы развиться — именно из-за отсутствия того самого подразделения искусственного интеллекта: у него не было собственной воли, и потому он вынужден был подчиняться чужой.
Телепатка
Мяу!
Голосок просящий, жалобный. И в глаза заглядывает так доверчиво: ты ведь не обманешь меня, хозяин? Накормишь? Я такая голодная…
— Чтоб ты сдохла, зараза этакая! Полчала назад давал жрать! Сколько ж можно?
Вопрос повисает в воздухе, сражённый ещё одним жалобным «мяу». Да и разоряется человек больше по привычке, злясь на неудавшуюся жизнь, а не на голодное животное. Разве можно обижаться на маленькое пушистое существо, которое так доверчиво ластится всякий раз, едва стоит сесть за стол. Взгляд жёлто-зелёных глаз может разжалобить кого угодно.