Я найду тебя там, где любовь граничит с безумием
Шрифт:
– Да. Появились детали. То, что казалось смазанным, приобрело чёткие очертания.
– Закрой глаза, Лора. Не сравнивай, рассказывай то, что заметила впервые.
– Новые люди…
– По порядку Лора. Не спеши. Люди ведь появляются потом. Что ты увидела сначала? – Мягким наводящим голосом внушал он простую истину. Лора прислушивалась и чувствовала, как погружается в свои сны, готовясь осознать в реальности то, что видела и чувствовала. И холодок пробежал по телу. Отвратительный. Мерзкий. Заставляющий поёжиться.
– Комната. – Произнесла она
– Встреча? Ты кого-то ждёшь?
– Нет. Наоборот, я понимаю, что в ней никого не должно быть и это пугает.
– Что это?
– Звуки. Кажется, дыхание. Может, чужой запах. Неприятно. И страшно.
– В комнате как всегда темно?
– Да. Полная темнота, так, что я не различаю стен. Я только чувствую и понимаю, но ничего не вижу. Всё плывёт. Стены, потолок, пол, они кружатся вокруг меня, словно пытаясь сбить с толку. Я что-то ищу. Что-то важное. Но не нахожу и приходится бежать, чтобы успеть. Понимаю, что практически не двигаюсь и тогда начинаю цепляться, чтобы ускорится.
– Ты видишь то, что тебе нужно?
– Нет, я только знаю, что должна успеть. – Ответила резко и смолкла, словно прислушиваясь. Шумно втянула воздух через нос и едва заметно поморщилась. – Болото. Вокруг меня болото. Вязкая тёмная жидкость засасывает меня, словно топь. Тупые удары, отдающиеся по всему телу. Меня будто толкают, заставляя упасть, погрузнуть глубже.
– Чьи-то руки?
– Нет. Это не руки. Чувство, будто меня толкают в спину палкой. Нажимая так, чтобы я упала. Именно упала, но не утонула, потому что эта палка тут же оказывается моей поддержкой. Я цепляюсь за неё обеими руками, но вместо спасения испытываю боль. Занозы. Множество острых деревянных иголок впиваются в ладони и я чувствую каждую из них. Бросок! Я лежу на полу. Снова та комната, но теперь в ней светло. Мои руки в крови. Я кричу, но не от страха.
– Ты говорила о ненависти.
– Нет. Сейчас нет. Это безысходность. Это понимание безвыходности и какого-то долга. Кровь поднимается выше, оплетая запястья, сворачиваясь в чёрные сгустки. Я вижу тряпку. Так странно, но она белоснежная. Пытаюсь оттереть руки, но она так и остаётся белой, а кровь всё поднимается и поднимается. Толстые капли поднимаются, достигая локтя. Я чувствую её тепло и… будто пульсацию. Пульсацию чего-то живого. Я тру кожу, сдирая её, стягивая до боли, но тряпка так и остаётся чистой.
– Белый цвет – цвет чистоты.
– Я думала об этом. Всё выглядит так, словно пытаюсь найти себе оправдание, но его нет. Я себя обманываю. Кружится голова, слабость, снова дрожь. Но мне нужно подняться. Чей-то шёпот заставляет встать. Моя цель так близко, рядом… так, что руки горят… – Раскрытые ладони прошлись по строгим брюкам с такой силой, словно пытались их разгладить. – Громкий крик заставляет обернуться. Там яркий свет. Мне нужно туда. Я смотрю и
– Это мальчик или девочка?
– Скорее, кто-то бесполый. Так, словно всё равно.
– Это маленький ребёнок, ты не можешь разобрать?
– Нет. Он большой. То есть маленький, но… не в возрасте дело. Я просто не вижу, не понимаю.
– Это был детский крик?
– Нет. Этот крик был моим. Я только потом поняла, потому что за горло схватилась, пытаясь унять боль. Хочется идти вперёд.
– Ты приближаешься?
– Нет.
– Тебе что-то мешает идти?
– Нет.
– Ребёнок твоя цель?
– Я не знаю.
– Что он делает в твоём сне?
– Не понимаю… – Зажмурилась, пытаясь надавить на глаза – они болят.
– Он просто стоит в стороне? Зовёт тебя, просит помощи или наоборот, внушает страх, предчувствие?
– Просто стоит. Он смотрит на меня. И становится жутко. Этот взгляд… – Заметный озноб заставил тело переколотиться, и Лора обняла себя обеими руками, пытаясь унять дрожь.
– Он пугает тебя?
– Он говорит, что я опоздала, что не смогла!
– Это важно?
– Да. Это конец. Я не могу… – Тряхнула руками так, словно пытается сбросить это как наваждение. Открыла глаза и прогнала тугой ком в горле.
– Ты и прежде видела ребёнка во сне. Почему на этот раз тебя это так задело? Он всегда так смотрел?
– Не знаю. Но этой ночью он впервые отвернулся.
– Ты чувствуешь вину?
– Скорее, я просто не знаю, что должна чувствовать. Я запуталась. Мой муж… – Голос сорвался и пришлось на секунду задержать дыхание. Лора проморгалась, пытаясь прогнать ненужные слёзы, поджала губы и всё равно смахнула их руками, кончиками пальцев подправив макияж. – Несколько дней назад он рассказал, что я была беременна. Давно. Ещё до нашей свадьбы. Я думаю, это как-то связано.
– Ты упомянула, что он рассказал. Почему?
– Потому что я этого не помню. Мне не больно, не жалко, я просто приняла это как факт.
– Что произошло?
– Он сказал, что на меня напали и… и сильно избили. Не знаю… что-то такое. Я не вслушивалась. Он говорил, а я не понимала.
– Ты помнишь то время?
– Мне кажется, что я пытаюсь додумать то, чего не было.
– Разговаривала с ним об этом?
– Нет. Он просто попросил выслушать. Я спросила: хочет ли детей, он задал аналогичный вопрос, и я почувствовала внутренний страх, как стоп-сигнал, как запрет. Он понял это, поэтому и рассказал.
– Почему ты считаешь, что не чувствуешь, а именно додумываешь?
– Не знаю. Всё одно к одному. Он рассказал про то, что ребёнок был, и я вижу его чётко и ясно. Он сказал, что… случилось то, что случилось… и я тут же чувствую потерю: во сне он от меня отвернулся, осуждение во взгляде. Ты считаешь, что это не домыслы?
– Я предлагаю высказать своё мнение.
– Я не ощущаю себя матерью, Руслан. Нет той наполненности, лёгкости, того счастья. Было и было, а чувств нет.
– А что есть?