Я найду тебя там, где любовь граничит с безумием
Шрифт:
– А теперь с удовольствием передам слово замечательной женщине, грамотному руководителю и просто красавице. Лора Витальевна, прошу. – Выставил вперёд руки, желая перекинуть груз ответственности со своих плеч.
– Я прошу вас, меньше пафоса. – Заныл Германов. Тихо и в сторону: держать лицо было для него обязательным условием.
– Дмитрий Сергеевич. – Предостерегающе понизила голос Лора и сделала несколько шагов вперёд, выделяясь из толпы.
– Добрый вечер дорогие гости, представители прессы, я рада видеть вас на нашем своеобразном юбилее. Надеюсь, эта встреча в неформальной обстановке перерастёт в тесное сотрудничество и совсем скоро превратится в мощный остов будущего наших детей.
Сегодня я не буду говорить о том, сколько мы сделали, не буду говорить
А так же спешу извиниться перед достопочтенной публикой за скромный ассортимент банкетной зоны. Сразу поясню: сколько раз нас, да и не только нас, а представителей любого фонда и организаторов благотворительных вечеров ругали за то, что сумма взносов ничтожно мала в сравнении со стоимостью самой организации вечера. За то, что мы с вами фактически проедаем то, что могли бы пожертвовать на помощь нуждающимся. Так вот сегодня именно тот день, когда ругать и полоскать нас точно не будут. Прошу отметить, что сейчас на ваших столах нет коллекционных вин, которые действительно входили в программу вечера, а вместо них стоит минеральная вода отечественных производителей. Нет изысканных закусок, а лишь то, что может позволить себе на стол каждый среднестатистический гражданин нашей страны. Отныне и навсегда это станет обязательной традицией проведения наших собраний. Отдельно отмечу тот факт, что сумму, равную той, которую планировалось потратить на организацию банкета, на счета фонда сегодня перевёл наш, самый дорогой, и горячо любимый основатель и, практически отец родной, Гастило Юрий Владимирович. Юрий Владимирович, вам слово.
Под редкие и неуверенные аплодисменты к сцене прошёл грузный и хмурый мужчина лет пятидесяти. Виски его были украшены сединой, прищур на глазах, казалось, не сходил никогда, оттого лучики морщинок расходились слишком уверенно и пролегали чрезмерно глубоко. Он наградил колючим взглядом всех стоящих у сцены и лишь на мгновение этот взгляд смягчился, выдавая мимолётную улыбку, Лора на это смущённо опустила глаза, и улыбнулась одними губами.
Юрий Владимирович был редким гостем, и за три года всего второй раз предстал перед требовательной публикой. О его прошлом ходили легенды, переполненные слухами, и некоторые из них казались явным вымыслом, но те немногие, которым не посчастливилось столкнуться с этим человеком лицом к лицу, предпочитали об этой встрече не вспоминать никогда.
Так и сейчас, присутствующие не ожидали увидеть его, оттого и воцарилась гробовая тишина.
Несколько приветственных слов, несколько благодарственных, в большинстве своём, руководству фонда, пара обыденных пожеланий, и он ушёл, коротко кивнув Лоре Витальевне на прощание.
– После его взгляда хочется пойти и вымыться. – Ворчливо пробормотал Германов в сторону, так, что только Лора и могла его услышать.
– Думаю, каждый человек, достигший определённых высот, обладает таким взглядом. – Пожала плечами, не оправдывая, лишь констатируя факт. Тут же почувствовала, как Германов приблизился и посмотрел на её макушку с высоты своего роста.
– Да. Ты, например.
– Не поняла, Дмитрий Сергеевич?
– Ты так же смотришь на меня. – Пояснил полушёпотом. – С примесью отвращения, презрения и некоторой долей непонимания того, что же я делаю рядом.
– Вы преувеличиваете
Лора тут же выпрямилась, сдерживая тошнотворную волну. Даже Германов своей слепой любовью смог ощутить, как, ещё секунду назад податливое, расслабленное тело, превратилось в сплошной камень.
– Ещё одна подобная выходка и…
– Так сказала, словно она может стать последней в моей жизни. – Холодно усмехнулся мужчина и, легко обогнув Лору со стороны, поднялся на сцену.
Германов любил её слишком давно, чтобы не понимать этой женщины. Нет. Не так. Он любил её слишком давно и безгранично безответно, но так и не смог понять… Не так… Он мог объяснить, найти тысячу причин, но не мог раз и навсегда запретить себе мечтать о ней. Лора была слишком неприступной, слишком гордой и высокомерной, чтобы заметить его любовь, его искренность. Иногда казалась сплошной ледышкой… И снова не то. Она была ледяной глыбой, айсбергом, с такой же мощью и такой же отдачей, но иногда… иногда она становилась женщиной. Мягкой, тёплой, нежной. Это можно было почувствовать, стоя на расстоянии вытянутой руки. Почувствовать, увидеть, оценить как она горит, воспламеняется от одного взгляда…
Что её связывало с Гастило можно было только догадываться. Криминальный авторитет, держащий в руках не просто всю область, а несколько соседних республик, мог одним словом заставить её измениться. Не поверил бы, если бы не видел сам. Именно Гастило сказал, что она будет руководить его фондом. Именно он дал понять, что это решение не оспоримо. Её он выбрал, никому не известную, на первый взгляд робкую и нерешительную. Да Германов готов был засмеять это решение в тот же момент, если бы не один её взгляд. Она подавляла им, уничтожала, клонила к земле и заставляла себя уважать. На Гастило смотрела, затаив дыхание. Потому что он знал о ней то, что не знает никто. И он мог управлять её эмоциями, её сущностью. И Лора была ровней ему, предводителю.
Только его прикосновения она словно не замечала, любой же другой мужчина, тут же попадал в немилость. Она не терпела фамильярности, не дарила случайных улыбок, рядом с ней вообще не было случайных людей, но каждый знал своё место и это закон. Сам же Германов, за эти три года, мог лишь глотать пыль из-под её ног и впитывать то презрение, которым она переполнялась при его появлении в комнате. Причиной тому стало неверно сказанное, точнее, непозволительно наглое признание. Он её хотел. Да, может, не столько её, сколько её подчинения. Чтобы она, так же, как и перед Гастило, готова была падать навзничь, но Лора не то, чтобы высмеяла, она даже ЭТО не посчитала сделать нужным. Просто развернулась и ушла. Спустя десять минут перезвонила и прямым текстом сказала, что если он повторит эту ошибку снова, окажется на улице. И Германов ей верил. Потому что этой женщине невозможно было не поверить. Её боялись, перед ней пресмыкались, но едва ли кого-то это спасало от независимого мнения свободной женщины.
И каждый раз он уходит от неё, поджав хвост, сам себя проклиная за слабость, за трусость, за то, что, как и все остальные, пасует перед непробиваемым словом. Так же как и сегодня, пытаясь сделать вид, что это всего лишь ирония, сарказм, то же раздражение, что и она демонстрирует ему.
Лора была женщиной симпатичной, не более, но внешность яркая, запоминающаяся. Прямые тёмные волосы, доходящие до середины спины, яркие голубые глаза, которые сверкали невероятным блеском только в моменты особенных, важных событий. Такие по пальцам можно было пересчитать за все три года. Хрупкая по телосложению. Тонкая, прозрачная и звонкая – можно было бы сказать в юности. Сейчас же, иногда казалось, что излишне истощена, но таким внешним видом лишь вводила соперника в заблуждение. По местам всё расставлял её взгляд. Непробиваемый. Непроницаемый. Жёсткий. Такой, как и она сама. Этим и привлекала. Этим заставляла смотреть вслед. Этим брала… а ещё своей неприступностью… хотя, насчёт этой самой неприступности у некоторых было своё личное мнение.