Я не ангел
Шрифт:
— И ты, конечно, был удовлетворен именно таким ответом, какой хотел слышать! Ты радостно отогнал от себя мысли о моих неприятностях и пошел себе дальше ваять музыку! Тебе же в голову не приходит копнуть поглубже! — вдруг взорвалась я, схватила бокал с вином и выпила, даже не моргнув глазом.
— Варенька, не кричи…
— Да какого, в конце концов, черта! — окончательно вышла из себя я и запустила пустым бокалом в стену над плитой. Светик даже ойкнул от неожиданности и пригнул голову. — Что — страшненько?! А то, что меня, например, вчера в машину запихали и увезли в неизвестном направлении — это тебе как?! Нормально?! Или это потому, что не
Он молчал с совершенно ошарашенным видом, никогда раньше я не позволяла себе подобных истерик и заявлений, всегда была выдержанна и спокойна. Но нет сил, просто нет больше сил, а помощи ждать неоткуда. Даже на мужа нельзя рассчитывать — какой он помощник, сам едва не плачет, в пору на коленки усаживать и баюкать, как ребенка. Зачем мне дети — вон у меня есть уже один…
— Ладно, проехали. Значит, про ключи ты не интересовался? Хорошо, я сделаю это сама, — немного успокоившись и придя в себя, сказала я, вытягивая из кармана шубы сигарету — я так и сидела, не раздевшись, просто не успела.
— Ты же бросила курить…
— Ну, извини — начала снова. Тут в пору уже на что покрепче перейти. — Я закурила и принялась расстегивать крючки. — Убери-ка, а то пропахнет табаком, — попросила, стягивая с плеч шубу и передавая ее Светику.
Тот покорно взял, вышел в коридор и почти сразу вернулся, снова сел на табурет и молча уставился на меня. Понятно — ждет новых распоряжений, сам-то ничего не в состоянии предпринять. Ох, господи…
— Значит, так, дорогой. Сейчас ты соберешь свои вещи и поедешь жить к моей бабушке. Да-да, не возражай! Скажешь, что я уехала… ну, не знаю — на Мальдивы, что ли, устала, мол, и болею. Соврешь, короче, не переломишься. И жить будешь пока там. Я не хочу, чтобы ты оставался в квартире, ключи от которой могут оказаться неизвестно в чьих руках. Я буду звонить тебе, обещаю, но разговор о нашем совместном будущем еще впереди — сейчас просто не ко времени. Все, собирайся. Я тебя отвезу на машине.
Распорядившись, я встала и пошла в гостиную, чтобы не мешать Светику собирать вещи. У бабушки ему будет не скучно, всегда есть с кем поговорить и обсудить музыку, например. Общность интересов, так сказать. А я буду спокойна за него: присмотрен, ухожен, накормлен. Бабушка в нем души не чает, так что…
Квартиру я поручу заботам Туза — мне бы только до мобильного добраться, номер наизусть я не помнила. Пусть поселит здесь кого-то, вдруг нагрянут незваные гости… Что-то многовато собралась я навалить на Анатолия Ивановича, возьмется ли?
В дверях возник Светик, уже одетый, с кофром и большим саквояжем в руках:
— Варенька… а Новый год как же?
— Ты в своем уме? Какой Новый год? На Кремлевскую елку тебя сводить? Как ребенок, честное слово! — Я еле сдержалась, чтобы не сказать чего-нибудь покрепче. — Подожди пять минут, я тоже кое-что возьму.
— Куда ты?
— На Мальдивы. — Я игриво подмигнула, ожидая, что хотя бы сейчас Светик скажет или сделает что-то по-настоящему мужское. Но нет — он вздохнул и ушел обуваться.
Я наскоро побросала в сумку кое-что, окинула взглядом спальню, как будто попрощалась, и вышла в прихожую.
— Сюда ни при каких обстоятельствах не приходи, понял? Если что, звони мне, я привезу то, что будет нужно, — инструктировала я замершего у двери мужа, пытаясь одновременно надеть сапоги.
— Варя, так нельзя… куда ты едешь, я ведь должен…
— Ничего ты мне не должен, Светик. Ты, как выяснилось, вообще имеешь мало понятия о долге. Но давай сейчас об этом не будем, хорошо? И так проблем достаточно. — Я справилась с застежками и разогнулась. — Не могу я сейчас с тобой общаться, как ты не понимаешь?
— А чем сейчас отличается от вчера, допустим? Ведь это ты ушла из дома.
— А ты подумай, Светик, почему я вдруг встала и ушла. Может, узнала что-то, а? Все, хватит, поехали.
— Ты же выпила…
— Ничего, не бойся — как-нибудь довезу.
У дома бабушки я припарковала «Смарт» как можно ближе к подъезду и, повернувшись к молчавшему всю дорогу мужу, попросила:
— Не веди себя так. Пройдет время, и мы поговорим. Но сейчас я просто не готова. Если ты хорошо подумаешь, то сам все поймешь. Правда, Светик, давай без сцен, хорошо? Иди.
Он послушно вышел из машины, но напомнил мне при этом почему-то огромного тряпичного зайца с опущенными ушами. Я не испытала ни злости, ни даже жалости — уже давно привыкла воспринимать мужа таким, как есть. Я была благодарна ему за тот ужасный день, когда именно Светик, придя к нам, обнаружил меня, почти уже бездыханную, в ванне. Так и лежала — в белом махровом халате, намокшем от воды и крови. Именно Светик вытащил меня, проявив невероятное для него хладнокровие, он же вызвал «Скорую», позвонил отцу и поехал со мной в Склиф. И он же не отходил от кровати все те дни, что я приходила в себя. И однажды, очнувшись, я вдруг поняла, что не смогу жить, если, открыв глаза, не увижу Светика рядом. Это и определило нашу судьбу. Вернее, Светик ее определил — за нас обоих. Разве могла я забыть это все? Конечно нет…
Когда Светик скрылся в подъезде, я, тяжело вздохнув, начала разворачивать машину. Сейчас доеду до гостиницы, брошу ее на стоянке и пойду спать. Глаза слипались, сказывалось и выпитое вино. Только бы доехать без приключений!
К счастью, в сильно предпраздничном уже городе людям было не до меня, и я успешно припарковала машину на стоянке гостиницы. Заплатив за парковку мальчику на ресепшен, я поднялась в номер. И вот тут меня ждал сюрприз. Мельникова не было. Не потому, что он уехал на работу, а потому как раз, что его вообщене было. Не было вещей в шкафу, зубной щетки и бритвы в ванной, кейса — ничего вообще. Я села на кровать и разрыдалась как идиотка. Он снова меня бросил — как тогда.
Закончив рыдать и жалеть себя, я вспомнила о снимках, показанных мне похитителем, встала и полезла за раму зеркала. Там ничего не было. Но я могла поклясться, что съемка велась именно с этой точки, вот я стою сейчас и как раз вижу кровать именно в том самом ракурсе. Выходит, это Кирилл? Он установил камеру, и он же ее и снял, когда сматывался отсюда, как трус… Зачем? Зачем ему?! Нет ничего хуже, чем чувствовать себя дурой. Можно быть обманутой, брошенной — какой угодно, но только не дурой, это самое ужасное. А главное, я по-прежнему не понимаю, кто играет на противоположной стороне. Ясно только одно: этот «кто-то» хорошо осведомлен о моей жизни, предугадывает шаги. Самая неприятная игра — «втемную», когда не видишь противника, а он тебя видит. И использует свое преимущество на всю катушку.