Я не ангел
Шрифт:
Аннушка взяла свой стакан, долго рассматривала его на свет и вдруг спросила:
— Слушай, а ты Мельникова давно видела?
— Кого? — Я едва не облилась напитком, который уже успела донести до рта, настолько неожиданным оказался вопрос. Я не думала, что Аннушка вдруг заведет разговор на эту тему, — с чего? Мы много лет об этом вообще не говорили.
— Ну, Кирилла, ты что, не помнишь? — чуть удивленно переспросила она.
— Его забудешь… А с чего вдруг ты вспомнила?
— Просто он мне звонил на днях.
— Когда?
— Ой, да что я, помню? Вчера или, может,
— Когда — тогда? — совсем уж глупо спросила я.
И Аннушка разозлилась:
— Слушай, Жигульская, я тебе что, ежедневник? Или ты просто под дуру косишь? Можно подумать, у тебя еще что-то происходило в связи с Мельниковым!
Я выпила коньяк залпом, сморщилась от обжигающего нёбо и горло вкуса и отставила стакан. Мне совершенно не хотелось говорить о Мельникове, но факт, что он звонил Аннушке, меня насторожил. Проверял, не вру ли я? Вот сволочь…
— И что ты ему сказала?
— А что я должна была сказать, когда он меня припер к стене вопросами? Рассказала и про гинеколога, к которому мы с тобой на квартиру ездили, и про то, как ты потом чуть богу душу не отдала, и про Светика — как он тебя из ванны вынул и почти три недели в больнице нянчил. Что, не надо было?
— Поздно сейчас об этом говорить. Ты обещала, что скажешь ему тогда. Теперь уже ничего не имеет значения. В тот момент только ты могла его найти, ведь твой папаша с его отцом в хороших отношениях был, дела какие-то делал.
Аннушка села, отставила стакан и устремила на меня взгляд прозрачных распахнутых глаз — ну чистая русалка…
— Варька, да ты что?!
— А что?! — зло спросила я. — Ты ведь клялась, что не оставишь этого вот так, без наказания! Ты клялась, что из-под земли его достанешь, но все расскажешь, чтобы не только мне, но и ему тоже больно было!
— И что тебе от его боли? Полегчало бы? Он все равно от тебя ушел! Значит, так решил, и никакими детьми, родами и даже абортом ты бы его не вернула.
Я умолкла. Аннушка была совершенно права, но мне очень не хотелось признавать эту правоту. Наверное, тогда, в юности, я надеялась, что если Кирилл все узнает, то передумает и вернется. Ведь он исчез так неожиданно, без объяснений, только оставил записку: «Нам с тобой больше не нужно встречаться». Все — ни слова о причинах, ни каких-то прощальных слов, только вот эта бездушная констатация факта. А на следующий день я отправилась к врачу и выяснила, что моя пятинедельная задержка имеет вполне четкое название. Куда мне было деваться? Рассказать матери? Ей никогда не было до меня особого дела, она занималась карьерой и закулисными интригами. Отцу? Он не понял бы, а уж о бабушке вообще речи быть не могло: она воспитывала меня в строгости, хоть и ни в чем не отказывала. Я осталась один на один с проблемой и решила ее в силу тогдашнего жизненного опыта. Спасибо, Аннушка посоветовала мне гинеколога, к которому обращались женщины ее семьи. Но в больницу я лечь не могла по вполне понятным причинам, а вот прогулять один день в универе и сделать все на его квартире — запросто. Закончилось все так, как закончилось. Правда, та же Аннушка сперва советовала мне вместо аборта по-быстрому переспать со Светиком и спихнуть все на него, но я отказалась. Светик не казался мне подходящей партией… Кто бы знал, что судьба распорядится иначе и толкнет меня к нему совершенно иным способом.
— Ладно, проехали, — сказала я, снова наполняя стаканы коньяком. — Что еще он тебе говорил?
— Да ничего больше, только об этом и спросил. А что, вы с ним так и не виделись? Он ведь в Москве, крупный адвокат, между прочим. Неужели никогда не пересекались? Он вроде тоже недвижимостью занимается.
А вот это уже интересно. Судя по дядиному досье, Кирилл занимался чем угодно, кромедел с недвижимостью, и уж точно не был крупной фигурой. Опять что-то не стыкуется. Но кто теперь врет: Аннушка или мой родной дядя?
— Ты откуда это знаешь? — стараясь скрыть дрожь в голосе, спросила я.
— Отец говорил. Он недавно с Мельниковым-старшим где-то за границей виделся — не то в Швейцарии, не то в Испании, не помню точно. Ну, вот он и сказал. Знаешь же, как отцы любят об успехах детей трепаться?
Аннушка выпила свой коньяк и откинулась на подушку:
— Ой, да ну его, Мельникова! Скажи лучше, где вы со Светиком Новый год отмечать будете? Я к вам на хвост упаду, пожалуй, не торчать же одной.
— Нигде. Я от него ушла, — брякнула я и испугалась: не нужно было этого делать. — Только смотри — никому! Бабушка не в курсе пока, думает, что я на Мальдивах жарюсь.
Аннушка открыла рот и захлопала ресницами:
— Ты сдурела… Как можно уйти от Светика?! Он же тебя на руках носит, пылинки сдувает! Только и слышно: «Варенька, Варюшенька… не сиди у окна, тут дует… поешь фруктов, я свеженьких с рынка принес!» Как ты могла?! На кого ты его поменять решила?!
— А почему сразу — поменять? Я что, не могу уйти просто так?
— Ты-то? Ага, сейчас! Я тебя сто лет знаю, Жигульская. Ты можешь уйти только на хорошо подготовленный запасной аэродром, а на непаханое поле тебя калачом не заманишь.
— Ну, тогда я тебя удивлю. Я действительно ушла просто так, в никуда. Потому и сижу в этой вонючей гостинице — тут он меня гарантированно искать не станет.
— Это точно. Я, когда название услышала, думала, что телефон глючит. Ты — и здесь!
Ну разумеется, по Аннушкиным понятиям мне логичнее бы поселиться в «Метрополе» или «Красных холмах» на худой конец… Но не буду же я посвящать ее во все свои перипетии — у нее язык как помело.
— Какая разница, где ночевать? Кровати всюду одинаковые.
— Да, только контингент и уровень разный слегка.
— Я сюда не мужиков снимать приехала, — огрызнулась я.
— А я б не отказалась — для разнообразия, — игриво подмигнула она, и я вдруг поняла, что Анька напилась ровно до той кондиции, когда ей нужен либо новый ухажер, либо телефон, чтобы звонить и доставать претензиями старого.
— Давай поедим, а? — попросила я, чтобы переключить ее хотя бы на разговоры о диете.
Удалось — Аннушка встала и, покачиваясь, пошла к столу, уставленному тарелками.