Я не свидетель
Шрифт:
И Левин принялся печатать письмо в Мюнхен...
Ломбард наконец открылся. С силой толкнув тяжелые застекленные металлические двери, Михальченко вошел. В правом углу узкого темноватого помещения находилась конторка, за которой сидела пожилая худощавая женщина с хорошо уложенными и в меру подкрашенными светлыми волосами. Она подняла на него глаза.
– Вы заведующая?
– поздоровавшись, коротко спросил Михальченко.
– Я. В чем дело?
– Вам звонил Якимович из Ленинского райотдела
– сблефовал Михальченко.
– Нет.
– Моя фамилия Михальченко, - он достал красную книжечку удостоверения, махнул ею и тут же сунул в карман.
– После семнадцатого апреля вам был сдан мужской плащ, пятидесятый размер. Темно-синий, импортный, на меховой подстежке. Она крепится на "молнии". От вас он был анонимно передан в комиссионный номер двенадцать. Мне необходимо знать: кем он был сдан и какого числа точно. Когда вы сможете поднять документы?
– он говорил с напором, не давая возможности перебить себя.
– Рыться надо долго, - спокойно ответила заведующая.
– Я зайду через час.
– Лучше после перерыва. В перерыв я и поищу.
– Хорошо. В три я буду, - он вышел, уверенный, что его деловитая настырность впечатлила.
Два с половиной часа он скоротал, съездив в финотдел за какими-то бланками и выстояв очередь в сберкассе, чтоб уплатить по счетам за телефонные переговоры.
Ровно в три Михальченко вошел в ломбард. Заведующая сидела на том же месте, словно и не поднималась с него с момента ухода Михальченко.
– Как наши дела?
– спросил он, подходя к конторке.
– По-моему, я нашла то, что вы просили. Восемнадцатого апреля такой плащ был сдан гражданкой Лынник. Вот данные по ее паспорту, - заведующая протянула листок бумаги.
"Лынник Ольга Викторовна, проживает по ул. Шевченко, 17, кв. 8", прочитал Михальченко.
– Почему же она не выкупила плащ своевременно?
– спросил он.
– Вот этого я уже не знаю. Срок прошел, и мы его сдали для реализации через комиссионный.
– Сколько же она за него у вас получила?
– По минимуму, - и назвала цену.
– "Странно, - подумал Михальченко.
– Новый импортный плащ! По нынешним ценам на барахолке и у фарцовщиков такой втрое дороже".
– Что еще?
– спросила заведующая.
– Все! Спасибо!
– Михальченко схватил бумажку так, словно заведующая могла передумать.
– Все в порядке, - повеселел он.
– Задал я вам хлопот!
Она равнодушно пожала плечами, ей было наплевать на реакцию этого здоровенного детины, внезапно перешедшего от нагловатого тона к благодарно-любезному.
Попрощавшись, он вышел, уселся в машину:
– Стасик, домой! Везем подарок Ефиму Захаровичу!
Но Левина в бюро Михальченко не застал.
"Сейчас мы установим возраст Ольги Викторовны Лынник и все остальное, - сказал он себе и взялся за телефонную трубку.
– Хотя спрашивать о возрасте женщины неприлично, но в данном случае мы ведь не у нее будем спрашивать, а? Потом попросим участкового дополнить нам портрет Ольги Викторовны".
– Он позвонил в справочное бюро УВД.
Через полчаса он уже знал, что Ольга Викторовна Лынник, 1962 года рождения, замужем, работает барменшей в гриль-баре "Голубой день". Михальченко отправился туда. Он помнил этот гриль-бар в пятнадцати километрах от города, в зоне отдыха в старом сосновом бору с прудами, когда в субботу и воскресенье горожане ездили отдыхать автобусами и электричками - в эти дни въезд в зону отдыха частному автотранспорту был запрещен. В бору располагалось несколько пионерских лагерей, реабилитационное отделение для перенесших инфаркт. Заведение общепита "Голубой день", сооруженное из сборных древесно-стружечных плит, работало только летом. Сегодня, в будни, сюда можно было ехать машиной.
– Налево, по просеке, - сказал Михальченко шоферу.
– Бывал здесь?
– Нет, - ответил Стасик.
– Вон флигелек. Подваливай к нему.
Народу в единственном зальчике оказалось немного. Быстро оглядевшись, Михальченко увидел за стойкой бара молодого парня в белом халате, наливавшего в мензурку из коньячной бутылки. Слева от него за стеклом вращались на трех вертелах бройлеры.
– Что будете заказывать?
– подошла официантка.
– Одного красавчика, только пополам, два салатика, помидоры резать не надо, целиком. Бутылочку минеральной.
– Водку, коньяк?
– Кофе. Два.
Михальченко вышел, позвал Стасика.
– Навернем по курочке. Садись.
– Я уже позавтракал, спасибо, Иван Иванович, - деликатно отказался шофер.
– Я тоже завтракал. Но от такой еды в наши дни грех отказываться, втолкнем.
Официантка принесла воду, салаты и исходившего вкусным паром цыпленка.
– Что это Оли не видно?
– спросил ее Михальченко, кивнув на стойку бара.
– В отпуске.
– Жаль. Я ее земляк.
– Из Богдановки?
– Вот ехали мимо, я в командировку, думал повидать. А когда она должна вернуться?
– Ей выходить с понедельника.
– Поехала позагорать? Ну, правильно. Красивой женщине да еще хороший загар... В Сочи, конечно?
– Нет, в Коктебель.
– Что это в такую глухомань?
– Она уже несколько лет ездит туда с Леней Локотком. Он на сезон, она приезжает к нему на месяц.
– Тогда другое дело. Я тебя, Стасик, обязательно с Олей познакомлю, повернулся Михальченко к шоферу.
– Ты же у нас холостяк.