Я не свидетель
Шрифт:
Она не поняла, о каком времени он говорит, только видела, что на лице этого крупного сильного мужчины опять появилась доброжелательность.
– Почему вас так интересует этот плащ?
– спросила Лынник.
– Чужой он, Оля. Чужой... Хорошо. На сегодня хватит. Спасибо, что зашли. Уговор наш помните: никому ни слова, даже Локотку, - Михальченко подумал и добавил: - Это для его пользы.
– Конечно, конечно, - она поднялась.
Михальченко проводил ее до двери.
30
– Значит, говоришь, Локоток заключил контракт с конезаводом? Для этого журнала?
– спросил Левин.
– Да, - Михальченко
– Смотри, какой шустрый. Сейчас уточним.
– Левин снял трубку и набрал приемную директора.
– Алло! Степана Яковлевича, пожалуйста. Скажите: Левин из прокуратуры... Нет, мы не договаривались. Он меня знает. Действительно, они были знакомы давно, лет пятнадцать назад в конюшне вспыхнул пожар, погибли две очень дорогие лошади, Левин надзирал тогда за следствием. И сейчас, ожидая пока его соединят с директором конного завода, он подумал, что есть бесчетное количество людей в городе, знавших его и кого знал он, которых когда-то коснулась беда или неприятность, ставшая невеселым поводом для знакомства. Большинство потом падало из его жизни, но кое с кем сохранились если не дружеские, то просто добрые отношения.
– Степан Яковлевич? Левин... Да-да... Ничего, как все, так и я... А вы?.. Ну и слава Богу... В общем-то пустяк. Мне господин Шоор подарил журнал "Я - жокей". Что это за парень с вашими лошадками? Кто? Локоток? Ага... Он что, по контракту? Понятно. Нет, больше ничего, спасибо... Да, Степан Яковлевич, а господин Шоор не собирается к вам? Жаль... Всего доброго.
– Он опустил трубку и сказал Михальченко: Красавчик на картинках, которые перед тобой, это и есть наш Локоток.
– Здоровый бугай.
– Это еще не порок.
– Брать его надо! По всему сходится, что билет Тюнена таксисту дал он!
– Это каким же образом брать?
– усмехнулся Левин.
– Нам с тобой брать уже никого нельзя. Мы кооператоры, Иван.
– Я не в том смысле. Надо Остапчука подключать.
– Так он и побежит. Он скажет: "Я, ребята, свободен, делать мне нехрен, поручите чего-нибудь!.." Ну, допустим, возьмешь ты с Остапчуком Локотка. А он тебе сунет: "Билет я нашел, дорогие товарищи сыщики, мне он не нужен был и я бескорыстно отдал его таксисту". И утер он вам, сыскарям, сопли.
– Где нашел билет?
– В паспорте, дорогие сыщики, а паспорт в роще под кустиком, я там его и выбросил... Рано нам хватать товарища Локотка. Что-то еще нужно, чтоб товарищ этот стал гражданином Локотком. Если, разумеется, у нас будут основания.
– Надо бы проверить и его график движения. Когда он явился на съемки? Сверить эти его показания с показаниями Лынник. А что если он скажет, что и плащ нашел?
– И плащ и билет? Не много ли находок для одного раза?
– Нашел плащ, а в кармане билет.
– Хорошо, - соглашался Левин на возражения Михальченко.
– Но билет он бескорыстно отдал таксисту, а почему же плащ - в ломбард? Допустим, в милицию не захотел, боялся связываться. Но почему в ломбард, а не сразу в комиссионный? Тоже ведь вопросец, Иван. А ответ, по-моему, один: ждал, чтоб истек срок и плащ из ломбарда ушел в комиссионный анонимно... Поскольку хватать Локотка, как ты понял, нам уже не дано, полезно было бы с ним хотя бы побеседовать до его возвращения сюда. Там, в Коктебеле, будет эффект внезапности. Он кое-чего стоит.
– Значит, ехать мне в Крым?
– Неплохо бы, конечно, вместе с Остапчуком, тут ты прав, но... Не поедет Остапчук.
– Попробую его уговорить.
– Если удастся встретиться с Локотком, не переусердствуй, чтоб нам потом прокуратура шею не намылила. Не забывай, нам нужен всего лишь старик Тюнен. А дальше - дело не наше.
– Поглядим, - Михальченко бросил на стол журнал и вышел...
31
На каталожной карточке Левин написал: "В.Агафонов. "Расследование убийств. Методика. Рекомендации. Истории". Кооперативное издательство "Знамя труда".
– Мне нужна эта книжечка, - сказал Левин, протягивая карточку библиографу университетской библиотеки.
– Вам придется подождать, - сказала она и удалилась.
Эту библиотеку Левин помнил со студенческих лет, помнил запах ее гардеробной - теплый, влажный от пальто и зимних шапок, на которых таяли снежинки, - стук металлической решетки у двери на полу, когда об нее сбивали снег с обуви.
– Вы знаете, этой книги у нас нет, - дошел до Левина голос библиографа.
– Может быть, в Академии наук...
В библиотеке Академии наук книги тоже не оказалось.
– Во время войны многие фонды погибли, - объяснила пожилая женщина в черном сатиновом халате.
– Попробуйте обратиться к кому-нибудь из библиофилов. Вы профессора Нирода не знаете? Он историк, в пятидесятых годах работал в университете. У него очень хорошая библиотека. Иногда, правда, очень редко, в крайних случаях тревожим его. Ему уже восемьдесят семь.
– А вы не смогли бы дать мне его телефон?
– Только, пожалуйста, не ссылайтесь на нас, - она полистала алфавитную книжку и на обороте каталожной карточки написала номер телефона.
– Его зовут Аполлинарий Дмитриевич.
– Спасибо...
Имя профессора Нирода Левин помнил со студенческих лет, знал, что тот заведовал какой-то кафедрой на историческом факультете, может в те годы и видел его, но сейчас не мог вспомнить, прошло около сорока лет... "Как позвонить, что объяснить?.. Вполне возможно, да и скорее всего этой книги у него нет, а сто других раритетов, которые мне не нужны, имеются. Он ведь историк, а не юрист... Но позвонить придется, деваться некуда, не выписывать же ее через академическую библиотеку из Москвы, из Ленинки! Это же сколько времени пройдет!.." - думал Левин, идя домой. Его не покидало ощущение, что с тех пор как он занялся поисками Кизе, прошли десятилетия и он никак не может выбраться из них в сегодняшний день... Он терял к этой истории интерес, в ней было какое-то занудство. Что ему за дело до полковника вермахта Кизе, убитого почти полвека назад, когда голова болит от своих каждодневных забот, вонзающихся в душу, как несмазанное сверло?!
Дома было тихо и пусто. Дети и жена на работе, внук в садике. Левин походил по комнатам. Шкафы с бельем и одеждой в них, сервант с посудой, телевизор и радиоприемник, полки с книгами, даже дешевенькая индийская деревянная статуэтка женщины в комнате детей, - все, все имело свое надежное, обжитое и вроде очень удачное место, к которому давно привыкли. Но для того, чтобы получить это пространство и обжить его, в сущности ушла вся жизнь. Больше ничего сюда не вместишь - покажется лишним, нарушит уют, но и не изымешь так, чтоб без боли...