Я не толстая
Шрифт:
Миссис Келлог не желала соглашаться, что причиной смерти Элизабет стало ее собственное безрассудство. Она заявила, что через две недели, когда будут готовы результаты анализов крови, мы все убедимся: Элизабет никогда не пила и, уж конечно, не принимала наркотики, поэтому не могла в ночь своей смерти болтаться с компанией обкуренных любителей попрыгать с крыши одного лифта на крышу другого. По словам миссис Келлог, ее дочь столкнули в шахту лифта, и никто не убедит ее в обратном.
Однако мистер и миссис Келлог были не единственными, для кого смерть Элизабет стала тяжелым испытанием. Увидев, что пришлось вытерпеть в эту неделю Рейчел, я поняла, что имел в виду доктор
А уж чего она на самом деле заслужила, так это прибавки к зарплате. Но, зная прижимистость администрации колледжа (штатное расписание заморожено с девяностых годов, и исключения делались только в экстренных случаях, как, например, в случае замены Джастин мною), я очень сомневалась, что Рейчел повысят зарплату.
Поэтому в четверг, на следующий день после заупокойной службы, я сбегала в магазин за углом и вместо того, чтобы купить кофе с молоком, пакетик «Старберст» и лотерейный билет (это мой ежедневный ритуал), купила самый лучший букет, какой у них только был. Потом я поставила этот букет в вазу на столе Рейчел.
Когда она вернулась в кабинет с какой-то встречи и увидела цветы, то так разволновалась, что на нее было просто страшно смотреть.
– Это мне?
Она прослезилась, честное слово, я не преувеличиваю, из ее глаз брызнули слезы!
– В общем… – сказала я, – да. Тебе столько пришлось вынести, что я…
Ее слезы высохли так же мгновенно, как появились.
– А, так цветы от тебя, – сказала она совсем другим тоном.
– Ну да.
Наверное, Рейчел подумала, что цветы от мужчины. Может, она недавно с кем-нибудь познакомилась в тренажерном зале? Хотя если так, мы с Сарой наверняка бы об этом услышали. Рейчел относится к этому вопросу очень серьезно, ну, к тому, чтобы найти парня, за которого можно выйти замуж. Каждую неделю она обязательно делает маникюр и педикюр, а два раза в месяц подкрашивает корни волос (она брюнетка) и говорит, что если не подкрашивать корни, то становится заметной седина. Ну и конечно, она тренируется, как одержимая, – либо занимается в тренажерном зале колледжа, либо бегает вокруг парка Вашингтон-сквер. Если не ошибаюсь, четыре круга вокруг парка составляют милю или около того. Рейчел может сделать двенадцать кругов за полчаса.
Я как-то заметила, что ходить вокруг парка так же полезно, как бегать, но меньше риск заполучить с возрастом проблемы с коленями и щиколотками. Но когда я об этом заикаюсь, Рейчел только молча смотрит на меня и делает по-своему.
– Хизер, нам всем было трудно, – сказала она наконец, обнимая меня за плечи. – Тебе ведь тоже тяжело, и не спорь.
Она права, мне было трудно, но не по тем причинам, о которых думает она. Она думает, что мне было тяжело, потому что навалилось много физической работы – выпросить коробки у хозяйственной службы, упаковать в них вещи Элизабет, оттащить их на почту для отправки. И это лишь часть моей работы. А еще – перекроить расписание судебных слушаний Рейчел, разобраться с работающими студентами, которые ныли, что в дни скорби их нужно освободить от разборки почты (хотя никто из них даже не был знаком с покойной) и что Джастин обязательно бы их освободила.
Если честно, самым трудным было другое. Труднее всего было признать, что Фишер-холл, который я с первого дня работы считала самым безопасным местом на свете, на самом деле не безопасен.
Нет, у меня не было доказательств того, что Элизабет столкнули, как думает миссис Келлог, но меня совершенно выбил из колеи сам факт, что девушка погибла. Большинство студентов, которые поступают в наш колледж
Я не была такой беззаботной с тех пор… да, пожалуй, с девятого класса. И вот один из них дошел до такой глупости, как забраться на крышу лифта. Хуже того, прыгать с крыши одного лифта на крышу другого, и этот «кто-то» живет в нашем здании, присутствовал при падении Элизабет, но никому об этом не сообщил…
Вот что меня больше всего потрясло.
Вероятнее всего, Купер прав: тот, кто был с Элизабет, когда она погибла, не стал об этом сообщать, потому что побоялся навлечь на свою голову неприятности. Я даже допускаю, что права Сара, и у Элизабет могла быть шизофрения в начальной стадии или клиническая депрессия, вызванная нарушением гормонального равновесия, и это подтолкнуло ее на безрассудный поступок. Но мы никогда не узнаем точно! Никогда! И это как-то неправильно.
Но похоже, это не волнует никого, кроме миссис Келлог. И меня.
В пятницу, почти через неделю после смерти Элизабет, мы с Сарой сидели в холле перед кабинетом директора и выбирали по каталогу хозяйственные принадлежности. Не керамические обогреватели, чтобы раздарить их друзьям, а действительно нужные вещи, например, ручки, карандаши, бумагу для ксерокса.
Вернее, заказ делала я. А Сара тем временем читала мне лекцию о том, что лишний вес – это проявление подсознательного стремления сделаться непривлекательной для противоположного пола, чтобы ни один мужчина больше не причинил мне боль, как это сделал Джордан.
Я не стала напоминать Саре, что я вовсе не толстая. Я ей уже несколько раз говорила, что двенадцатый размер – это размер средней американки, и Саре следовало бы это знать, поскольку у нее самой двенадцатый размер. Но потом я поняла, что Саре просто нравится слушать звук собственного голоса, и не стала ей мешать. К тому же ей больше не с кем поговорить – Рейчел в кафетерии, на приеме, устроенном для баскетбольной команды колледжа «Слюнтяи».
Команда, правда, так называется. Раньше у них было другое название, «Ягуары» или что-то в этом роде. Лет двадцать назад нескольких человек из команды поймали на жульничестве, и команду понизили из первой лиги до третьей, и заставили сменить название.
Президент Эллингтон в этом году так пекся о том, чтобы выиграть чемпионат третьей лиги, что набрал самых высоких игроков, каких только смог найти. Но поскольку лучшие игроки идут в колледжи, команды которых входят в первую или во вторую лиги, наш президент собрал только остатки, то есть худших учеников в стране. Серьезно. Бывает, какой-нибудь игрок баскетбольной команды оставляет мне записку о том, что в его комнате нужно что-нибудь починить, так эту записку еле-еле можно разобрать – в ней уйма грамматических ошибок. Вот вам пример: «Дарагая Хизер, с маим туолетом что-то не так, он всевремя шумит и из ниго лется вада, памагите пажалста».
А вот еще один:
«В админстрацию. Уменя слишком кароткая кравать, прашу подлинее. Спосибо».
Клянусь, я это не придумала.
Мы с Сарой не слышали визга, хотя позже нам рассказали, что она визжала всю дорогу. Мы услышали лишь топот бегущего человека в коридоре, а потом в дверь влетела Джессика Брандтлинджер, ассистентка.
– Хизер! – закричала Джессика. Она запыхалась, лицо, и всегда-то бледное, сейчас стало белым, как бумага. – Опять!
Шахта лифта… Мы слышали вопль. Ее ноги видно в щель между полом и кабиной лифта…