Я не твоя
Шрифт:
– Каких сюрпризов? – Зоя явно испугана.
– Таких, детка! Киндер-сюрпризов! Сами справитесь, без злого дяденьки!
Доктор громогласно, как только он один умеет, смеется. А я вижу только то, как бледнеет Зоя. Если бы могла – спрыгнула бы с моих рук и сбежала.
Но Товий словно не чувствует ее состояния, неловкости. Продолжает играть в циника, и я знаю, что играет он за мою команду.
Надеется вложить в голову Зои мысль о том, что сделать ребенка так, как это делали миллиарды людей до нас, и, вероятно, будут
Двум взрослым, здоровым, не имеющим проблем, любящим друг друга людям никакая инсеминация не нужна. Это точно.
Вот только одному из нас не хватает одного важного ингредиента. Любви.
Зоя меня не любит. И не будет любить уже, наверное, никогда.
Мне проще верить именно в такой исход. Если бы я думал, что может быть иначе – сошел бы с ума.
Я не заслуживаю ее любви. Я не достоин ее любви.
Предатель и трус.
– Куда ты меня несешь?
– В машину.
– А потом?
– Что потом?
– Мне нужно в больницу. К дочери. – нервничает, как будто я сам не понимаю, куда ей нужно!
– Значит поедем в больницу. – стараюсь быть спокойным.
– Тамерлан, я… - мнется, хотя я прекрасно понимаю, что она хочет сказать. Зоя не готова представить меня дочери.
Я ее понимаю. Я и сам… не готов.
Но в больницу попасть я должен! Вопросов к доктору у меня много.
– Я отвезу тебя, Зоя. И… я хотел бы поговорить с ее лечащим врачом.
– Зачем? – усмехаюсь, странный вопрос, неужели она не понимает? Или так привыкла делать из меня монстра?
– Зоя, не ищи в моих словах угрозу, прошу тебя. Ты мать, а я отец, понимаешь? И я… я в курсе, что значит быть отцом не совсем здорового ребенка.
– Твой сын болен?
– Нет. Здоров. Но болеет иногда, как и все.
Болеет мой Сандро редко - сильный, выносливый для своих лет. Вот только… Слишком серьезный и замкнутый. Одна «докторица» даже пыталась поставить ему аутизм. Объясняла потом, что хотела как лучше.
Нет, мой сын не аутист. Он просто растет не в самой веселой атмосфере.
Я стараюсь проводить с ним время, но у меня много работы.
Моя мать…она теперь совсем нечасто нас навещает.
Многое изменилось после той нашей поездки на Кипр. Не только в моей жизни. Но и в жизни моего брата. И в жизни матери.
Она до сих пор не может простить себя за то, что помогала отцу и Алиевым устроить мой брак с Мадиной. Считает себя виноватой за все, что случилось в нашей семье. Как я ни пытался убедить ее в том, что она не права – не смог. Маме тяжело пережить то, что случилось со мной. Еще тяжелее то, что произошло с Ильясом. Хотя он встал на ноги, и зрение его восстановилось, но… В его жизни тоже все наперекосяк.
И даже когда мне удается убедить маму в том, что она нужна мне тут, в Москве и она приезжает, ей не просто дается контакт с Сандро.
Она не может его полюбить. А мальчишка все чувствует.
И с нянями ему вечно не везет. Или это мне не везет. Слишком молодых я стараюсь не нанимать, а возрастным почему-то трудно справиться с моим сыном, хотя он не сильно бойкий.
Хороший контакт у него только с моим конюхом Юсифом, дай Бог ему здоровья. Сандро большую часть времени проводит в нашем новом доме, который я построил рядом с конюшней. Юсиф и его жена Айна, по сути, воспитывают моего парня.
Конечно, обо всем об этом я не могу рассказать Зое. Не думаю, что ей вообще интересна моя жизнь, особенно сейчас, когда ее жизнь по сути рушится… Или уже рухнула?
Она потеряла мужа. Она вдова.
И она скрывает это от меня.
– Тамерлан, я не хочу чтобы ты разговаривал с доктором. Я ему доверяю, это отличный специалист. Петрос...
– она спотыкается на имени мужа, но берет себя в руки, - Петрос сам его нашел. Они были знакомы.
– Я не собираюсь оспаривать то, что ваш врач достойный. Я просто хочу понять, возможно ли мне быть донором. Пока ты была на УЗИ я нашел в интернете много информации.
– Я говорила тебе, что родители редко могут стать полноценными донорами.
– Да, я понял, но все-таки. Есть минимальный процент, есть вероятность, что я попаду в этот процент.
– Прости, я не подумала. – я вижу, что она бледнеет. Раньше всегда краснела, а теперь…
– Ты хочешь сразу поехать в онкоцентр или, может, тебе нужно переодеться?
– Не нужно. Я хочу скорее попасть к дочери. – она старается не касаться меня, хотя это почти невозможно, я ведь несу ее на руках.
– Хорошо. Только… твоя нога. Ты ведь не сможешь идти в этих туфлях.
– Да, извини, я не подумала.
Мне хочется сказать, чтобы она перестала просить прощения, но…
– Зоя? Вы меня слышите?
– А? Ой… извините…
– Тебе не интересно?
– Интересно, правда, извините…просто… я…
– Укачивает?
– Нет. Не знаю. Извини… те.
Вспоминаю, как она постоянно извинялась и жестоко краснела тогда, в машине, когда я вез ее в конюшню, а я представлял себе, как посажу ее на Тамерлана, сам сяду сзади, обниму, прижму к себе ее тело, почувствую мягкость упругой груди... Чёрт...
– Тогда мне, правда, лучше зайти в номер, переодеться.
– Я отвезу тебя в гостиницу, потом в клинику.
– Гостиница прямо при онкоцентре, там не нужно никуда везти.
– Хорошо. А ты… может быть ты голодна?
– Нет. – качается головой, потом спохватывается, - наверное ты голоден, да? Тогда… может быть я поеду на такси, а потом ты приедешь? Я предупрежу доктора, он будет тебя ждать.
Я голоден. Да. Голоден до нее. До общения с ней. До взглядов. До прикосновений.
До этих щек, которые раньше покрывались румянцем, а теперь наоборот, становятся белыми как мел, как вершины Кавказских гор…