Я объявляю им войну
Шрифт:
Он тоже увидел боярина.
— Ни хрена себе! — сказал человек. — Куда меня, к гребеням собачьим, занесло? Ты кто, абориген?
— Цыц! — гаркнул боярин.
— Какой тут у вас год? — спросил мужик, бывший, наверно, все-таки бесом.
Боярин с бесями разговаривать не желал, но высунувший голову Илейка был глуп и неопытен.
— Семь тыщ двести сороковой, — так прямо и доложил он мужику.
— Цыц, — одернул его боярин.
— Как же у вас семь тыщ, когда у нас — две тыщи четыреста пятый? — удивился мужик. — Или двести
Боярин обвел взором пространство, в которое угодила махина. Оно было адским — с одной стороны черная стена, с другой — кирпичная, а прямо над махиной нависала истинная башня вавилонская, на которой горели квадратные огни.
— Вот, — горящий мужик достал из-за пазухи бляху. — Вот он, Сам Бизон, и дух его предка, Самого Опоссума, и знак Великого Скунса. Теперь узнали?
— Антихрист… — прошептал Илейка. — Думали, царь у нас антихрист, а оказалось — нет!
Старший, Ванюшка, втянул Илейку в махину.
— Я сам с ним потолкую, — грозно сказал он и, невзирая на отцовское «цыц», вылез на волю.
— А кто у вас ныне правит царством? — спросил он напрямик. — Жив ли еще государь Петр Алексеевич? А коли помер, чертям на радость, то правит ли государь Алексей Петрович?
— Кто? — мужик встряхнулся, и окружавшее его свечение почти погасло. — У нас тандем-эмир правит, Шахрияр Бизоний Сын. И тандем-эмир-ханум Айгульгуль Бизонья Дочь. Точнее сказать, они еще не правят и, наверно, править не будут, потому что…
Тут его лицо исказилось, губ вздернулась, блеснули звериные клыки.
— …потому что я Бизонью Дочь убью! Не место бабе у Большого Костра вождей и эмиров!
Глава 3
Первым понял, что махина промахнулась и залетела не туда, самый младший — Илейка.
— В Туретчине мы, батюшка! — воскликнул он. — Вишь, эмиры у них!
— Хм… — сказал боярин.
— На кол этих немцев сажать, — сказал Ванюшка. — Есть, сказывали, мастера так сажать на тонкий кол, что острие мимо сердца возле уха вылазит. Вот к такому их кату!
— Хм… — боярин задумался, соображая, где бы взять столь изощренного ката для Гансишки и Франсишки.
— Батюшка, а ведь придется к эмиру с поклоном идти, — догадался Никишка. — Мы, чай, не простого роду, эмир нас примет, шубой со своего плеча наделит! Деревеньку, может, даст, мужиков. Тебя воеводой поставит. Проживем! Понадобится — и потурчимся… А там догадаемся, как домой вернуться. Может, мы себя на пленных турок обменяем.
— Хм! — одобрил боярин. Очевидно, вспомнив, что новоявленному турку, кроме шубы или там парчового халата, могут подарить красивых девок для утехи, он заулыбался в густейшие усы.
— Матушка, подымайся, к турецкому эмиру пойдем! — и сынки стали выволакивать из махины имущество. Было его немало, и возник спор — тащить ли все, или часть спрятать, чтобы потом
— Закопать, говоришь?! — Илейка потопал по твердокаменной черной земле. — Эту каменюку и ломом не прошибешь!
— А вот что! Братики, тащите все обратно! Мы дверь-то в махину завалим, всякой дрянью закидаем! — додумался Ванюшка.
Дряни вокруг было много. Нашлись большие железные короба, из которых разило неимоверно. Решив, что никто к ним по доброй воле не притронется, сынки приволокли их пять штук — столько, сколько нашли в кирпичной загородке, — и нагромоздили перед махиной. Боярин смотрел и одобрительно кивал.
— А теперь, мил-человек, веди нас к вашему эмиру, — сказал Ванюшка. — Отблагодарим.
— А это классный ходильник, — ответил мужик, затянутый в кожу. — С такими фрикозаврами меня не заглумотят! Бизонья Дочь захочет на них потаращиться — тут-то я ее, герлушечку… А не сиди у Большого Костра!
Бояриново семейство выстроилось привычным образом: впереди боярин, ведущий за руку боярыню, за ними по росту — сынки.
— Пошкандыбачили, — сказал мужик в коже.
Тут в темноте загорелись два белых глаза, каждый — с миску для щей. Эти глаза приближались по дуге, и приближались очень быстро. Кожаный мужик едва успел оттолкнуть боярина.
— Беси, ах, беси! — заголосила боярыня. — Батюшка Никола-угодник, сохрани, оборони… слева и справа!.. Стань передо мной, стань за мной…
— Мерс, — вдруг сказал кожаный мужик. — Клянусь бизонами, мерс! Натуральный! Четырехколесный! Как в музее! Белый, Бизоном клянусь и мамой его! Как он сюда попал? Матушка-Бизониха, как это?..
Он достал из-за пазухи малую шкатулку, откинул крышку, и изнутри пошел свет. Но кожаный мужик, не пугаясь, как будто так и надо, стал тыкать в нутро шкатулки пальцами.
— Дух Великого Предка! — вдруг заголосил он. — Назад проскочить надо на пятьдесят по диагонали! Пятьдесят! Бизоний навоз!
— Куда тебе еще проскочить? — спросил Никишка.
— Назад по хроноватой шкале… Так они мне ее отградуичили! Пятьдесят, да еще по диагонали! Ее еще и на свете же нет! Все, все, отстреливаюсь…
— Хм! — грозно сказал боярин.
— Куда?! — взревели братцы, и Ванюшка с Илейкой, не сговариваясь, с двух сторон цапнули кожаного мужика за жесткий шиворот. — К эмиру нас веди, шпынь ненадобный! К самому турецкому эмиру!
Глава 4
Турецкий эмир завел странные порядки. Понастроил светящихся минаретов и поселил в них множество муэдзинов, чье пение доносилось из окон. Муэдзины, видать, были молодые и неопытные, пели — кто в лес, кто по дрова, перекрикивая барабаны, дуделки и сопелки. Но глотки они имели мощные.
— Тьфу, — сказал боярин.
— Так где тут эмирский дворец? — спросил Ванюшка кожаного мужика и встряхнул его за шиворот.
— Не знаю, ничего не знаю! — жалобно отвечал тот. — Отпустите во имя всех Бизонов!