Я останусь
Шрифт:
— Нет-нет. У меня еще несколько адресов.
— Тогда в другой раз?
Снова киваю, зная точно – никакого следующего раза не будет. Торопливо ухожу, сбегаю по ступенькам, но в окно подъезда вдруг вижу такую знакомую «Эскаладу», паркующуюся во дворе. Замираю. Сердце пропускает удар. Наблюдаю, как из машины появляется Игорь. Как он захлопывает водительскую дверцу, как с заднего сидения забирает кучу пакетов и запирает машину. А потом поднимает голову и…его взгляд обжигает, скручивает в тугой узел, до предела. Еще немного и лопнет пружина, порвется. И тогда я точно умру. Нет. Нельзя. Он не должен поверить. Узнать. Не сейчас.
Вверх через ступеньку. Спрятаться на самой верхней площадке. И молить всех святых духов вселенной, чтобы он не поверил. Пусть идет к своей Машеньке. Пусть. А я…я выживу.
Замираю. Перестаю дышать. И слушаю. Вот торопливые шаги по ступеням. Чуть выше нужного этажа. Вжимаюсь в темный угол. Пожалуйста, не надо. Не иди. Тебе показалось. Миленький, родной, не надо. Хуже ведь будет. И тебе, и мне, и…Машеньке. Шаги становятся ближе. Зажмуриваюсь. И тут тишину подъезда оглушает шум открывающейся двери.
— О, Гроза! — мужской баритон ниже этажом удивлен. — Давненько не пересекались.
Распахиваю глаза, не понимая, кто здесь мог меня узнать. И тут же выдыхаю – на моем этаже пусто и по-прежнему темно. Но он ведь сказал Гроза?!
— Да ладно, две недели назад только виделись, — хриплый голос Игоря стягивает еще туже пружину в моей душе. Закусываю губу.
Две недели назад был Новый год, который я встречала одна в пустой квартире. Игорь приехал только утром. Он не говорил, где был. Да я, собственно и не спрашивала. Наверное, боялась услышать ответ.
— Ох, черт, забыл, прикинь? — посмеивается его собеседник.
— Пить меньше надо, — хмуро отрезает Игорь, которого другой называет Грозой. Что это, если не насмешка судьбы?
— Это точно, — так же весело соглашается обладатель баритона. — Как Машка? Видел, как вы гуляли и… — он осекается. — Ладно, Гроза, побег я. Не пропадай.
— Беги уже, спортсмен.
И снова открывается дверь. На этот раз до меня доносится радостный голос Зои Васильевны, приглушенный Игоря, а потом все стихает. А я таки выбираюсь на улицу. Накидываю капюшон и теряюсь в сгущающихся сумерках.
Иду торопливо, спиной чувствуя выжигающий взгляд. Чудятся тяжелые шаги, рваное дыхание. На перекрестке не выдерживаю и оборачиваюсь – никого. Только паранойи не хватает для полного счастья. Однако цепкий взгляд не отпускает, жжет спину, мешает, заставляет думать, изворачиваться, искать ходы и лазейки в пустых дворах.
Только оказавшись во дворе собственного дома понимаю – меня загнали в требуемое место. И темная фигура, поспешно удаляющаяся в противоположную сторону, тому подтверждение. Вот только домой я не хочу. Там все напоминает об Игоре. А думать о нем сейчас слишком больно. И не думать невозможно. Такое ощущение, будто каждая улочка слышала звуки наших шагов и озорной смех; каждая витрина помнит наши смешные рожи, кривляющиеся на разный лад; каждый парк – двоих, играющих в «снежки» и валяющихся в сугробах.
Город дышит теми нами, что бродили по выложенным брусчаткой мостовым, держась за руки. Ели мороженое и пили шампанское под снегом. Танцевали на площади, срывая аплодисменты случайных прохожих. И согревались горячим глинтвейном и жаркими поцелуями. Нами, что, казалось, были единым целым. Город просто поверил в фальшивое счастье и зачем-то запомнил его. Как и я.
И мне абсолютно все равно, кем был мой соглядатай. Ему не запереть меня в этом городе. Здесь я сдохну от воспоминаний и никчемной жалости к себе. Но что еще хуже, здесь я рано или поздно встречусь с Игорем. А мне нельзя. Никак нельзя. Лучше исчезнуть: уехать в другой город, а еще лучше в другую страну. Дедушка давно в гости зовет, а папа мечтает привлечь меня к бизнесу. Вот пусть и порадуются старики.
Вещи бы собрать. С тоской смотрю на темные окна собственной квартиры, и все внутри сжимается от боли. К черту шмотки! Документы с собой, а остальное купить можно. Киваю сама себе и, развернувшись на пятках, шагаю к дороге.
Снег срывается крупными хлопьями, вальсирует в сизом вечернем воздухе. Красивый. Мимо несутся машины, получившие короткую передышку от извечных «пробок». Куда-то спешат люди, еще не совсем очухавшиеся от новогодних праздников. Я просто бреду вдоль дороги, пытаясь поймать такси. И как назло ни единой машины. А звонить и вызывать почему-то неохота. В кармане оживает мобильный телефон. Смотрю на дисплей. Ритуля. Вздыхаю. Вот и третья подруга нарисовалась. А то с самого моего дня рождения как в Лету канула. Отвечаю, не мешкаясь.
— Да неужели? — вздыхает она изумленно вместо приветствия. — А я уж было подумала – забыли меня мои подруженьки. Побоку стала.
— Ритуль, — зову тихо, вмиг забыв о собственной боли, съедающей изнутри. — Стряслось чего?
— Стряслось! Еще как стряслось, мать вашу! Замуж я выхожу! За-муж! А вы, козы драные, в игнор меня, в игнор.
Я едва телефон не роняю от ее заявления. Ритка и замуж? Невиданное дело. Сколько знаю подругу – она до одури влюблена в своего лучшего друга. А тот, конечно же, по всем законам жанра не видит в ней никого, кроме младшей непутевой сестренки, без конца ищущей приключений на свою пятую точку. И конечно же она их находит с завидной регулярностью. У нее и парней-то никогда не было. А тут – замуж. Обалдеть можно.
— А счастливчик то кто?
— А сама как думаешь? — еще и туману напускает подруженька. И тут что-то щелкает в голове. Игривый голос, пропажа на две недели, полунамеки и дикое, так и рвущееся через динамик счастье наталкивает только на одну мысль. Практически невероятную, но вполне возможную.
— Тимур, — даже не спрашиваю. И по заливистому смеху понимаю, что попала в десяточку. Охмурила-таки подруга своего «подслеповатого» друга. И когда только успела?
— Гроза, приезжай, а? — канючит подруга. А мне не хочется совсем. Настроение не то совершенно, а омрачать Ритке такое долгожданное и можно сказать выстраданное счастье как-то не с руки. — Ну хоть ты будь человеком и раздели со мной радость. А то ж я лопну тут…от счастья, — и она не сдерживается, хохочет так заразительно, что я невольно улыбаюсь. — Приедешь?
И я сдаюсь.
— Уже в пути, — отвечаю, садясь в машину такси. Подруга радостно визжит, а я отключаюсь. Называю водителю адрес. Кто знает, может, ее только-только вспыхнувшее солнце согреет и мою боль?
У Ритки тепло и тихо как-то по-особенному. У нее дома всегда так, даже когда ее родители не в очередной командировке. У них всегда как-то странно тихо. Наверное, все-таки правы те, кто говорят, что счастье любит тишину. Под крышей Риткиного дома живет счастье. И тишина у них никогда не давит, а убаюкивает. Как и ее мелодичный голосок. Я прикрываю глаза, наслаждаясь ее таким ярким и обжигающим счастьем. И горечь стирается, притупляется боль. Ненадолго, наверное. Но и этой передышки хватит, чтобы поразмыслить, как жить дальше. Если время позволит или Ритка, вдруг заподозрившая неладное.