«Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное
Шрифт:
3. Вспомним свое раннее детство: мы все были когда-то беспорочны. Всё злое — это позднейшие наслоения на нас, первозданно-чистых, грязь, нас обрызгавшая — наносное, чужое в нас.
Дурное — это лживое. Зло — это неправда, это не мое во мне.
4. Что такое «грязь»? Хлеб грязен, если он упал на пол и к нему пристали частицы земли, но и пол грязен, если на нем остались крошки от упавшего хлеба. «Грязь» — это примесь чужеродного элемента; быть чистым — это быть самим собой. Я грязен, поскольку моя самобытность запачкана фальшью. Высшая добродетель — правдивость.
5.
6. Наша сердцевина — Бог, «образ Божий» в нас. Человек оттого и смог создать понятие Бога, что носит его Образ в своей глубине. Надо приблизиться к Богу в себе, тогда удастся увидеть Бога и в мире.
7. «Будьте, как дети» — призыв к чистоте детства, к тому священному в нас, что просвечивает сквозь все внешние наслоения. Мы плохи только тем, что оказались не в силах удержаться на первоначальной высоте, соблазнились, пали. Каждый из нас повторяет грех Адама, каждый съедает яблоко познания добра и зла и лишается благодаря этому рая.
8. Наше грехопадение начинает совершаться с момента рождения и продолжается до самой смерти. Но непрерывно идет и процесс нашего просветления, нашего вхождения в Царство Божие.
9. Снаружи — два встречных процесса: грехопадение и преображение. Их трение друг о друга создает всю напряженность жизни. Сердцевина же — неизменна. В нашей глубине мы еще до сих пор настолько же совершенны, насколько были совершенны в день нашего сотворения и насколько будем совершенны в день нашего воскресения.
10. Зло — только результат нашей слабости. Зло — только уступка чрезмерно мягкой и робкой души грубому, напирающему, требующему сопротивления миру: защищая себя, ядро обволакивается жесткой скорлупой. Наши поверхности грубы; трением друг о друга они еще больше ожесточаются и огрубляются, но наша сердцевина первозданно-нежна. Поэтому мы и бываем поражены внутренней красотой ближнего, когда нам удается заглянуть в него достаточно глубоко.
«Всё понять — всё простить».
11. Мы все очень, очень хороши. Наше несовершенство — неумение себя, настоящего, понять и неумение себя, настоящего, выразить.
12. Каждый из нас одновременно и святой, и преступник. Что такое наша жизнь — цепь подвигов, героическая борьба с одолевающими нас внешними соблазнами, или отречение от нашей сущности, грех, преступление, предательство? Каждый поступок можно осветить с различных сторон: даже в худшем можно увидеть только бессилие, и даже в лучшем — утонченное себялюбие и своекорыстие. Если на страшном суде судить нас будет Бог, Он полностью нас поймет и оправдает, если судить будет чёрт — посмеется над нами и целиком осудит.
13. Беда человека, что не кто-нибудь другой, а он сам себя судит, а в нем — не только Бог, но и дьявол.
III. Царстве Божие и эстетическое созерцание
1.
2. Для того, кто достиг Царства Божия, житейская радость или страдание — только различное содержание пробегающей перед ним действительности. Можно любоваться мрачной пропастью, простирающейся у края дороги, так же, как и цветущим лугом. Полюбить эту жизнь во всей ее дикой запущенности, почувствовать ее несравненную прелесть сквозь весь ее трагизм и жестокость — это и значит войти в Царство Божие, создать себе рай на земле.
3. Пребывать в Царстве Божием — это любоваться жестоким миром и собственными страданиями в нем, как художник любуется суровым, несладким ландшафтом.
4. Жизнь сама по себе такое огромное счастье, что все ее мелкие невзгоды и огорчения — пустяк в сравнении с нею самой. Конечно, неприятно, если болит голова или нет папирос. Но, с другой стороны, если быть всегда сытым, утратится радость еды; если иметь вдоволь папирос, перестанешь замечать их. Мы чувствуем жизнь только благодаря сопротивлению, ею оказываемому. Преодоление несчастья — не меньшее счастье, чем само счастье.
5. «Не всё ли равно, откуда любоваться закатом — из окна дворца или из окна тюрьмы?» (Шопонгауэр). Не всё ли равно, откуда любоваться жизнью — из здорового или больного, из счастливого или из страдающего тела? Радость Царства Божия, как и радость эстетического созерцания, бескорыстна.
6. С другой стороны, не всё ли равно, любоваться прекрасным закатом или любоваться стенами собственной тюрьмы? Ведь это только неразвитый эстетический вкус — предпочитать закат простой груде камней. Дело не в закате, а в художнике. В любом положении, с любого места можно найти тысячи ландшафтов, тысячи натюрмортов, достойных любования, в любом мгновении можно переживать непосредственную радость жизни, ее внутренний трепет.
7. Простое созерцание одной ветки дерева — так, как ее видит художник, когда ее пишет, — уже источник чистой, неотъемлемой радости. Кажется, если всмотреться как следует, уже одним этим можно заполнить целую жизнь, всю жизнь быть счастливым, всё полюбить и понять.
Эстетическое созерцание — это еще не Царство Божие, но уже его частица, его предвозвестие.
8. Царство Божие, как и эстетическое созерцание, — это восприятие жизни, как самоцели, прямое утверждение жизни, независящее от ее отношения к нашим нуждам и выгодам; это — любование самим светом, а не содержанием световой проекции, которую он рисует. Царство Божие — переживание непосредственной ценности жизни с такой остротой, с какой она переживается осужденными на смертную казнь за несколько минут до конца.