«Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное
Шрифт:
Что выше — стихи, семья, честь? Здесь не может быть правила, все решается «тайной свободой», от ее чуткости зависит верность или неверность пути. Немыслимый случай, чтобы Пушкин отказался от дуэли, ссылаясь на недописанные стихи; и настолько же немыслимый — чтобы из любви к жене он изменил хотя бы одну строчку стихов. Пушкин мог забывать жену для стихов и стихи для жены и в обоих случаях оставаться правым.
***
Но все-таки смысл и оправдание жизни Пушкина — его стихи, а не жена, не дети, не дуэль. Пушкин, в противоположность Толстому, чужд стремлению к нравственному самоусовершенствованию (в теософско-моралистическом смысле).
И меж детей ничтожных мира, Быть может, всех ничтожней он, —Это сказано без малейшего «раскаянья»
182
Цитаты из стихотворения А. С. Пушкина «Поэт» («Пока не требует поэта…»; 1827).
Оправдание поэта в творческом напряжении. Бог хочет знать, каков простой, средний, грешный человек и каким видит он созданный Богом мир. Поэт вглядывается в себя, вглядывается в мир и, не мудрствуя лукаво, прямо и честно Богу об этом рассказывает.
***
Подход к искусству, особенно к литературе, как к пророческому и даже религиозному служению был до революции настолько распространен в России, что казался многим само собой разумеющимся. В действительности, это не было так: Западу, например, такое воззрение было чуждо. На Западе смотрели и смотрят на профессию писателя как на всякую другую: перед тем, как избрать ее, взвешивают материальные возможности и материальные перспективы, учитывают свои силы и склонности, приобретают соответствующее образование и т. д. Подход к искусству как к священнослужению — чисто русская традиция: так подходили к нему все наши классики; драма Гоголя и Толстого, самый их отказ от художественного творчества обусловлен чрезмерно высокими требованиями, предъявлявшимися обществом писателю и писателей самому себе. После революции точка зрения на этот вопрос изменилась «На писателя смотрят у нас как на жреца, — писал после революции один русский критик, — или как на дармоеда, смотря по настроению. Революции ни жрецы, ни дармоеды не нужны». Однако восстановление этой традиции было бы очень желательно. Среди продажной, близорукой, жадной, тупо корыстолюбивой современности традиция творческой честности (хотя бы простой профессиональной порядочности) была бы чрезвычайно ценна.
Заметки о Пушкине [183]
В этих заметках едва ли сказано о Пушкине что-нибудь новое. В большинстве из них общепринятые представления утверждаются как правильные. Но стремиться к тому, чтобы непременно высказать взгляды, противоположные общепринятым, было бы предвзятостью. Важно подходить к предмету исследования непредубежденно. Не надо стараться говорить новое или старое, а надо стараться говорить верное. Не надо говорить новое, а надо говорить заново.
183
Заметки о Пушкине.Написаны в Познани (см. признание К.К. Гершельмана в письме к Ю. П. Иваску от 15 октября 1946 г.: «В Познани… я писал заметки о Пушкине»). В конце 1946 г. К. К. Гершельман пересылает текст заметок Ю. П. Иваску, но все попытки опубликовать их в 1947 г. оказались безуспешными. В письме к Ю.П. Иваску от 13 апреля 1949 г. Гершельман сообщает, что собирается переработать свои заметки. 13 мая того же года он пишет Иваску; «Отчасти по Вашему совету, отчасти независимо от него… стал пересматривать свои заметки о Пушкине и решил, переработав их еще раз немного, послать на пробу куда-нибудь». Здесь, в первую очередь, имелся в виду нью-йоркский «Новый журнал». Но и из этого плана ничего не вышло. По-видимому, заметки так и не были опубликованы; по крайней мере в архиве писателя нет печатного текста произведения, и в доступных нам библиографиях мы не нашли указания на его публикацию. В архиве хранится три отличающихся друг от друга автографа «Заметок о Пушкине». За основу Данной публикации взят наиболее поздний беловой автограф; учтены позднейшие отметки писателя в рукописи, которые указывают на то, что ряд отрывков «Заметок» Гершельман решил не включать в окончательный текст.
Василий Васильевич Розанов (1856–1919) — русский писатель, публицист и философ, блестящий эссеист; автор ряда литературно-критических работ о русских литераторах.
Георгий Викторович Адамович (1892–1972) — русский поэт, критик. С 1922 г. в эмиграции во Франции.
Принадлежащий Афанасию Афанасьевичу Фету (1820–1892) перевод из знаменитого средневекового
Гедонизм — восходящее к античности направление в этике, утверждающее наслаждение, удовольствие как высшую цель и основной мотив человеческого поведения.
Эпикуреизм — учение, зарождение которого приписывается древнегреческому философу Эпикуру (341–270 до н. э.). В основу его положена мысль о том, что стремление к счастью есть главный стимул человеческой деятельности, причем сторонники эпикуреизма нередко подчеркивают при этом роль чувственных наслаждений.
Вольтер (настоящие имя и фамилия — Франсуа Мари Аруэ; 1694–1778) — французский писатель и философ. В своих произведениях он нередко зло высмеивал религиозный фанатизм да и саму религию, веру в Бога.
***
Не только в творчестве, но и в жизни Пушкин есть гениальность. И его стихи, и его жизнь гениальны одним и тем же: своей особой парящей легкостью. Это легкость, проистекающая не из отсутствия внутреннего веса, а из соразмерности тяжести с движущей ее силой.
***
Для Пушкина характерна высота — он парит над вещами, а не ходит между ними. Достоевский глубок. Толстой широк. Пушкин высок; высота полета уже как к своим следствиям приводит к широте обзора и к глубине проникновения: чем выше поместить глаз над уровнем воды, тем глубже он в нее проникает. Пушкин, совсем не желая быть глубоким, был им «поневоле». Есть писатели, хотящие казаться глубже, чем они есть, — «мутящие свою воду, чтобы она казалась глубокой». Есть писатели, скрывающие свою глубину. Таков Пушкин: он настолько прозрачен, что его глубина не сразу заметна.
***
Пушкин — и как художник, и как личность — редкий случай цельного и вместе с тем сложного человека. В большинстве случаев сложность сопровождается внутренней распущенностью («мягкотелый интеллигент»), цельность — примитивностью. В Пушкине противоположные начала сочетаются в единство: созерцательное и волевое начало, традиция и новаторство, трезвость и пафос, скепсис и жизнеутверждение, культура и самобытность. Культурность Пушкина, например, шла не во вред, а в пользу его самобытности. Самый «западный», «самый европеец» из русских писателей, он вместе с тем наиболее национален. Разве не удивительно, что лицейская кличка самого русского из всех русских поэтов была «Француз».
***
Пушкин не был ни ленив, ни празден, хотя и любил воспевать эти качества. Он работал очень усидчиво и напряженно, со страстным стремлением к совершенству обрабатывал написанное. Но все же нынешняя критика очень преувеличивает его «сальеризм». Сущность Пушкина, несомненно, чисто «моцартовская»:
Задумаюсь, взмахну руками, На рифмах вдруг заговорю.«Моему Аристарху»
Как каждый профессионал, Пушкин мог писать и без вдохновения, но в своих письмах нередко ссылается на вдохновение как на одно из условий успешности своей дальнейшей работы.
«Написать что-нибудь мне бы очень хотелось; не знаю, придет ли вдохновение» (из письма жене 15 сент. 1834).
Часто заменяет он высокопарное слово «вдохновение» более скромным и деловым выражением «распишусь»:
«Погожу еще немножко, не распишусь ли» (письмо жене 25 сент. 1834);
«Со вчерашнего дня начал я писать (чтобы не сглазить только)…
Авось распишусь» (ей же, 2 окт. 1835).
***
Русские, как и сам Пушкин, всегда смотрели немного свысока на всякое «корпение»:
«А какой-то ученый немец написал о них пространную диссертацию» (из предисловия Пушкина к «Песням западных славян»). «Знаешь ли, что обо мне говорят в соседних губерниях? Вот как описывают мои занятия: как Пушкин стихи пишет — перед ним стоит штоф славнейшей настойки — он хлоп стакан, другой, третий — и уж начнет писать!» (из письма жене 11 окт. 1833).
Это неправда, но передает «дух» Пушкина. Таким его видела Россия, таким он и сам не прочь себя видеть.
***
И как поэт, и как человек Пушкин в высшей степени русский. Нежнейшая лиричность при полном отсутствии сентиментальности, зрелая мудрость при полном отсутствии мудрствования, внутренняя религиозность (умиротворенность, жизнеутверждение) при полном отсутствии ханжества — его характеризующие черты. Может быть, Пушкин оттого так и полюбился России, что в нем совсем нет духа показной самодовольной добродетели. Наоборот, в нем очень сильно противоположное, типично русское качество: стыдливая сдержанность, глубокое духовное целомудрие. Он охотно подчеркивает свои недостатки, умалчивает о достоинствах. Он скрывает свою серьезность, доброту, трудолюбие, внутреннюю религиозность, подчеркивает лень, легкомыслие, свободомыслие.