«Я почему-то должен рассказать о том...»: Избранное

Гершельман Карл Карлович

***

Пушкин был равнодушен к внешней религиозности. Но при внешнем безразличии в нем чувствуется религиозность внутренняя: в творчестве она выражается умиротворенностью его основного тона, в жизни — спокойной и серьезной твердостью, проявляемой в решительные минуты жизни (например, часы перед последней дуэлью, дуэль и смерть).

***

Пушкин мало думал о Боге, как не думает об отце занятый своим делом ребенок. Но нужно ли отцу, чтобы ребенок думал о нем? Пушкин подкупал Бога тем, что любил созданный Им мир — чуял скрытую в нем «гармонию», мог хоть в какой-то мере понять и разделить с Создателем мира вложенный Им в мир творческий восторг. Бог любовался Пушкиным, как сорванцом-сыном, который по-своему любит отца, хотя и не пристает к нему с излишними

просьбами и нежностями, и при этом нисколько его не боится, чувствуя, вероятно, что и отец, в свою очередь, его любит.

***

Пушкин был награжден редким даром — он умел быть счастливым; и за это его любили все. «Праздник жизни» — выражение Пушкина [188] . «Веселое имя — Пушкин» — выражение Блока [189] . Пушкин любил жизнь, и жизнь любила Пушкина: это был «роман со взаимностью».

***

Пушкинское жизнеутверждение не есть грубый оптимизм. Пушкин грустен:

188

«Праздник жизни» — выражение из текста романа в стихах «Евгений Онегин» (гл. VIII, строфа LI, стих 9).

189

Выражение из речи А. А. Блока «О назначении поэта», произнесенной им в Доме литераторов в Петрограде на торжественном собрании в 84-ую годовщину смерти Пушкина 11 февраля 1921 г.

Наша ветхая лачужка И печальна, и темна. Что же ты, моя старушка. Приумолкла у окна? …………………………….. Спой мне песню, как синица Тихо за морем жила; Спой мне песню, как девица За водой поутру шла…

Любимые Пушкиным бодрящие концовки таинственным образом только подчеркивают эту грусть:

Выпьем, добрая подружка Бедной юности моей, Выпьем с горя: где же кружка? Сердцу будет веселей. [190]

190

Цитаты из стихотворения А. С. Пушкина «Зимний вечер» (1825), посвященного любимой няне поэта Арине Родионовне.

***

Пушкин скептичен:

Дружба?

Так люди (первый, каюсь, я) — От делать нечего друзья.

Любовь?

Давно ее воображенье. Сгорая негой и тоской, Алкало пищи роковой; Давно сердечное томленье Теснило ей младую грудь: Душа ждала… кого-нибудь.

Счастье?

Привычка свыше нам дана — Замена счастию она.

Слава?

Быть может (лестная надежда!). Укажет будущий невежда На мой прославленный портрет И молвит: то-то был поэт! Творчество? Кто целит в уток из ружья, Кто бредит рифмами как я. Кто бьет хлопушкой мух

нахальных…

Жизнь?

Покамест упивайтесь ею. Сей легкой жизнию, друзья! Ее ничтожность разумею И мало к ней привязан я. [191]

Разочарованность Онегина в известном смысле глубже печоринской: поглядев, как оживленно хлопочет Печорин, влюбляя в себя княжну Мери, Онегин в искреннем недоумении пожал бы плечами: «И охота возиться человеку».

***

Ни один поэт небогат так интонациями, как Пушкин. В «Евгении Онегине» их непрерывная смена почти возведена Пушкиным в систему. Нежность, насмешливость, сухая точность, мечтательность, цинизм, грусть, ирония и т. д. сменяют друг друга два-три раза в строфе, непрерывный контраст настроений их взаимно подчеркивает и все время держит слушателя в напряжении:

191

Здесь и далее примеры (за исключением специально оговоренных в примечаниях) взяты из текста романа в стихах А. С. Пушкина «Евгений Онегин».

«Сердца волнует, мучит, как своенравный чародей». [192]

***

Постоянной сменой утверждений и насмешек над тем, что только что утверждалось (моцартовский «смех над самим собой»), достигается уход во все более высокие планы. Есть люди, которым уже визитная карточка кажется неприкосновенной святыней. У Пушкина трудно найти что-нибудь над чем бы он в свое время не посмеялся (даже над любимицей Татьяной). Именно поэтому его «святая святынь» лежит на такой, почти недостижимой для исследования высоте.

192

Цитата из стихотворения А.С. Пушкина «Поэт и толпа».

***

Пушкин грустен, скептичен, насмешлив, порою циник, порою язвителен; и все же над всем этим, поверх всего этого — он умиротворен.

Так, полдень мой настал, и нужно Мне в том сознаться, вижу я. Но так и быть: простимся дружно, О юность легкая моя! Благодарю за наслажденья. За грусть, за милые мученья. За шум, за бури, за пиры, За всё, за все твои дары: Благодарю тебя. Тобою, Среди тревог и в тишине, Я насладился… и вполне, Довольно! С ясною душою Пускаюсь ныне в новый путь От жизни прежней отдохнуть.

Нарочитая бодрость и проступающая сквозь нее грусть — обе перекрываются целомудренной благодарностью за всё: «за шум, за бури, за пиры» — за юность, за самую жизнь.

***

«Благодарность за жизнь» — это основное умонастроение Пушкина, может быть, основа его религиозности. Жизнь — незаслуженный подарок, было бы неблагодарностью критиковав его, привередничать, разделять полученные дары на хорошие и плохие. Все хорошо, даже страдания, даже смерть:

Все благо: бдения и сна

Приходит час определенный:

Благословен и день забот,

Благословен и тьмы приход.

***

Ища у Пушкина доказательств его жизнеутверждения (которое само по себе настолько очевидно, что стало уже общим местом), натыкаешься на странное явление: прямых высказываний у него здесь так же мало, как и в области религиозной. Вся убедительность в тоне, а не в прямом содержании его стихов; не в словах, а в том, что между словами. Любовь к жизни просвечивает у него сквозь насмешливость и грусть, не умаляясь ими. Грусть — необходимая составная часть жизни, без которой жизнь стала бы пресной, как еда без соли.