Я помню...
Шрифт:
Кажется, мама начала покрываться пятнами, опасаясь, что Анас от всего сердца натворит таких дел, которые грозят тяжелыми последствиями, учитывая, что мы несовершеннолетние. Тут встрял мой брат, который хоть раз сказал что-то умное:
– Мам, будем считать, что мы арендуем гитару! Нам ведь все равно нужно было ее покупать.
– Конечно!
– радостно кивнул Анас, - а ваша дочь помогает мне с учебой.
– С учебой? А вы в каком классе молодой человек?
– мама сощурила глаза.
Упс! Вот мама сейчас удивится, что ее дочь вундеркинд
На самом деле мою маму трудно сбить со следа, если она что-то унюхала, а значит мне предстоит допрос, но позже. Что хорошо - будет время подготовиться.
Леша, который наблюдал всю эту картину, облокотившись о стену, ехидненько похрюкал и посеменил в комнату к ребятам.
– Ну, все! Мойте руки и за стол!
– крикнула мама.
Вот и все, на этом моя миссия заканчивалась. Ну, я еще убирала со стола и мыла посуду, но сидели за столом только мальчишки. Они иногда из вежливости звали маму, но она всегда отказывалась. Когда все стали рассаживаться мама ушла к себе в комнату с клубком ниток, значит, будет довязывать шарф. Папа вообще не выходил из комнаты, не желая участвовать в этих посиделках.
А я взяла гитару и пошла к себе в комнату. На улице было пасмурно и в моей комнате окно было зашторено слегка. Я не хотела включать яркий свет, поэтому обошлась настольной лампой. Не могу сказать, что хорошо играла уже, практики все-таки не хватало. Но мне так хотелось сыграть что-то красивое на этой красивой гитаре. Я немного настроила ее, приноровилась и стала наигрывать сначала тихо, потом увереннее, а затем запела стихи Цветаевой:
Уж сколько их упало в эту бездну,
Разверстую вдали!
Настанет день, когда и я исчезну
С поверхности земли.
Застынет все, что пело и боролось,
Сияло и рвалось:
И зелень глаз моих, и нежный голос,
И золото волос.
И будет жизнь с ее насущным хлебом,
С забывчивостью дня.
И будет все, - как будто бы под небом
И не было меня!
Изменчивой, как дети в каждой мине,
И так недолго злой.
Любившей час, когда дрова в камине
Становятся золой.
Виолончель и кавалькады в чаще,
И колокол в селе...
Меня, такой живой и настоящей
На ласковой земле!
К вам всем - что мне, не знавшей меры,
Чужие и свои?!
–
Я обращаюсь с требованием веры
И с просьбой о любви.
Я подняла голову, в дверном проеме стоял Анас. Было ощущение, что он заплачет, так блестели его глаза. Я перестала играть. Где-то в соседней комнате стоял гомон и хохот, кажется, ребята о чем-то спорили. Слышно было, как мама что-то втолковывала папе. Но это все было второстепенно. То, как он смотрел сейчас на меня, значило гораздо больше, чем поцелуи, танцы, объятия и так далее.
Анас медленно оттолкнулся от косяка, подошел ко мне и встал на колени. Затем взял мою руку, все еще лежащую на струнах и поцеловал кончик каждого пальца, покрасневшего от игры на гитаре. В тот момент я знала, что ему плевать, что у меня нет дорого маникюра, что у меня по-мальчишески подстрижены ногти из-за гитары, ему в принципе плевать на мою внешность, хотя сейчас понимаю, что я не была некрасивой или толстой.
– Ангел-хранитель, - прошептал он.
– Анас, ты где?
– в дверном проеме возникла кривоногая фигура Леши. Демон - тут же подумала я. И еще добавила - искуситель. Лешка не уходил. Ну что за идиот такой?
– Пошли с нами за стол?
– позвал меня Анас. Я покачала головой. Тем более, я слышала, что Димка ищет коробку с игрой в покер, а для меня это тоска зеленая.
– Нет, иди к ним, все в порядке, - улыбнулась я.
– Ты никуда не уйдешь?
– спросил он.
– Уйду к Анютке пить чай.
– Это к той в черной кошме через три дома?
– Что такое кошма?
– переспросила я.
– Ну, дубленка ее, как кошма...не знаю, как объяснить, типа палас из верблюжьей шерсти.
Я расхохоталась:
– Расскажу Анютке, что ты ее дубленку обозвал верблюжьим паласом!
– Ну, ты идешь или как?
– подал голос Леша.
– Лёх, у тебя хоть немного тактичности есть?
– спросил Анас, сердито глядя на этого идиота.
Лешка пожал плечами и вышел.
– Был бы ты девчонкой, подумала бы, что ревнует, - сказала я, натянуто улыбаясь.
– Забей, - он встал с колен, повернулся ко мне спиной, разглядывая фото на стене. Я смотрела на эту мускулистую широченную спину, чувствовала его аромат, и понимала, что у меня все больше и больше сносит крышу. По-другому и не скажешь. Он неожиданно обернулся:
– Давай так, ты иди к Анютке, а я потом зайду за тобой.
– И что?
– уточнила я, улыбаясь как чеширский кот.
– И погуляем!
– Где?
– Где хочешь!
– Хочу просто по улицам, не хочу ни в кафе, ни ехать куда-то.
– Как скажешь, - он повернулся, чтобы выйти из комнаты.
– Анас, - позвала я его, он обернулся, - спасибо за гитару.
– Спасибо за песню, - тихо сказал он и вышел.
– Кажется, я втрескалась по самое не хочу, - сказала я спустя минут тридцать Ане. Она сидела замотанная шарфом, сморкалась в клетчатый платок и жутко воняла звездочкой.
– Пфф, - фыркнула она в ответ, - тоже мне новость! Ты втрескалась в него, когда я сцепила вас вместе и затолкала во входные двери школы. О-о-о, дышать не могу, подай капли, вон, на столе у компа.
Я сунул ей в руки капли.
– И что мне делать?
– уточнила я.
– Как что, идти гулять! Я надеюсь, ты не вырядилась в бальное платье из ситца? Будешь потом как я, сопли мотать. Одевайся тепло!
– Да я в лыжном костюме! Я еще с собой термос взяла с чаем из кураги.
– Фу-у-у, - сморщила нос моя подруга.