Я посетил сей мир
Шрифт:
Но тут я должен прервать речь гения и опять заглянуть в его прошлое.
Слушайте:
– Любимые друзья! Я, как представитель русского народа, обожаю нашего ведущего Сашу Любимова. Как представитель представителя. Его улыбка мне дорожи улыбки Джиоконды… Саша, дайте мне еще три минуты. (Тот охотно дает). Спасибо… Сердечные друзья! Как представитель, я цитирую Ленина: «На Россию, господа хорошие, мне наплевать. Пусть погибнет 9/10 населения, но остальные доживут до коммунизма».
Это откуда же взял? Молчит представитель. Но я знаю, откуда. Из книги Владимира Солоухина «При свете дня». Они были какое-то время друзьями,
Так вот, в книжечке, изданной в 1992 году неизвестным тиражом в неизвестном издательстве на деньги известной ему американской фирмы Belka Trading Corporation, великий русский патриот Солоухин метался между цитатами из «добросовестного и устремленного публициста» Радзишевского и цитатами столь же добродетельного мыслителя Радзиховского, бегал от суждений «замечательной публицистки» Доры Штурман (Израиль) к сентенциям не менее замечательной Надежде Мандельштам, увы, почившей в Бозе, хватал у них ароматные цитатки, афоризмы, вопли и совал нам, дорогим соотечественникам, под нос. И одну, видимо, именно такого происхождения цитатку в своем пересказе поместил на странице 145 : «Владимир Ильич бросил крылатую фразу: пусть 90% русского народа погибнет, лишь бы 10% дожили до мировой революции».
Представьте себе, нечто похожее действительно было, но, как еще при жизни Солоухина установил Вадим Кожинов, во-первых, автором изречения был не Ленин, а Зиновьев. Согласитесь, Илья Сергеевич, есть некоторая разница. В отличие от вас сообщаем, когда и где это было напечатано: 17 сентября 1918 года в газете «Северная коммуна», выходившей в Петрограде, где Зиновьев и возглавлял власть. Во вторых, цифры там стояли в обратном порядке: не 90 и 10, а 10 и 90. И на самом дела фраза выглядела так: «Мы должны увлечь за собой девяносто миллионов из ста, населяющих Советскую Россию. С остальными нельзя говорить – их надо уничтожать». Согласитесь, Илья Сергеевич, есть некоторая разница: все-таки и Зиновьев был в девять раз менее свирепый живодер, чем изображаете вы.
Что ж получается? Не к лицу это гению и представителю русского народа.
Впрочем, что ж копаться в делах столетней давности. Вы, представитель, лучше бы вспомнили похожие слова, сказанные уже в наши дни: «Да, в ходе реформ могут погибнуть миллионов тридцать. Но они сами виноваты: не вписались в наши реформы. А чего переживать! Русские бабы еще нарожают». Не слышали? Не знаете, кто сказал? Ну, разевайте вслед за мной свой миниатюрный ротик: Чу… Как видите, в абсолютных цифрах этот Чу превзошел Зиновьева в три раза. И первые десять миллионов – уже, т.е. на 33,3% программа Чубайса выполнена.
А что касается книги Солоухина, то там много интересного. Например, за хорошие американски деньги сказано еще, что в ночь с 25 на 26 октября 1917 года всех 15 членов Временного правительства большевики схватили в Зимнем дворце и – «не мешкая ни часа, ни дня, посадили их в баржу, и баржу потопили в Неве» (с. 161). Сказано с такой уверенностью, будто сам был на этой барже, но Господ за великий патриотизм спас его… А на самом деле схватить-то схватили всех 15, даже в Петропавловку упрятали, но тут же и отпустили, даже честное слово не потребовали. И семь из них остались на родине, иные занимали немалые посты и должности в Советское время, министр путей сообщения А.В. Ливеровский во время блокады Ленинграда участвовал в сооружении «Дороги жизни», умер в 1951 году, дожив до 84 лет. А восемь человек, утопленных в Неве, вынырнули в Сене. Министр исповеданий А.В. Карташов стал выдающимся историком православия, умер в Париже 85-ти лет. А министр-председатель Экономического совета С.Н. Третьяков и вовсе стал сотрудником нашей разведки. Но в 1943 году в оккупированной Франции немцы его раскрыли и расстреляли. Так что, иным членам Временного правительства памятники следовало бы…
В другом месте Солоухин писал: «В первом составе Совета народных комиссаров соотношение евреев и нееврев было 20:2» (с.212). Он никогда не видел списка народных комиссаров, а список давно известен: из 15 человек там только один еврей – Троцкий. Значит, соотношение не 20:2, а 1:14. Таков масштаб вранья или невежества.
Все это раскопал человек, о котором вы, гений с медалью, писали в «Литературной газете»: «Мне безразлично и абсолютно неинтересно мнение о моих работах покойного литературного критика В. Кожинова, широко известное в узком кругу…» Ну, это дело личное. Думаю, что Ленину вы тоже были бы абсолютно безразличны со всеми вашими художественными потрохами. Он только сказал бы вам: «Учиться, учиться и учиться…»
Между прочим, ваше помянутое письмо в «Литературку» несколько озадачивает тем, что подписано так: «Илья Глазунов, народный художник СССР, профессор, действительный член Российской Академии художеств, академик, лауреат Государственной премии РФ, почетный член Королевских Академий художеств Мадрида и Барселоны, кавалер Золотой медали ЮНЕСКО им. Пикассо, лауреат премии им. Дж.Неру». Дюжина званий и наград!
Ну разве гении так подписываются? Разве можно представить, чтобы Пушкин подписался: «академик и камер-юнкер». А Лев Толстой – «кавалер ордена Анны Четвертой степени, медали «За оборону Севастополя», лауреат премии им. Островского». Им достаточно одного имени: Александр Пушкин, Лев Толстой, Михаил Шолохов… Право, Илья Сергеевич, таким набором, похожим на юбилейный торт, вы просто перечеркнули себя как гения.
И кто ж после всего этого поверит еще и тому, что Глазунов рассказал в той же программе «Имя Россия» 30 ноября при обсуждении кандидатуры Александра Второго. Уверял, что во времена, когда первым секретарем горкома в Ленинграде был Григорий Васильевич Романов, т.е. в 70 – 80-е годы, было решено снести известный «храм на крови» – месте убийства царя. Но гений явился к Романову и после короткого разговора тот кому-то немедленно позвонил и приказал: «Отменить!» На каких дураков это рассчитано? А на тех самых, что сидели с ним рядом: они увлеченно слушали, потом аплодировали и восклицали : «Какой молодец! Спаситель храма! Герой!»
Хоть бы задумались, кто решил снести храм? Какая-то наверняка же высокая инстанция? А Романов был такой дремучий человек, что не понимал суть дела, но Глазунов моментально открыл ему глаза? И кому он позвонил, кому приказал? Все это очередная несусветная чушь. В те годы не могло быть ничего подобного, никто не решился бы сносить храм. И вот теперь он вставит в новое издание своих воспоминаний, если оно будет, еще и этот героический эпизод своей великой жизни. А ведь и без того, как пишет проницательный Куняев, «вся восьмисотстраничная книга воспоминаний Глазунова наполнена слухами, сплетнями, анекдотами, фантастическими сюжетами». Одним сюжетом такого пошиба теперь может быть больше…»