Я — посланник
Шрифт:
Теперь уж точно нельзя отказываться. Я смотрю на камень.
— Спасибо, — говорю я супругам Татупу. — Я буду его беречь.
Луа кладет руку мне на плечо:
— Я знаю.
И мы втроем стоим на кухне. Вместе. Как одна семья.
На прощание Мари целует меня в щеку.
— Помни, — говорит он. — Мы всегда тебе рады. Заходи почаще.
— Спасибо, — благодарю я и иду к двери.
Луа говорит, что довезет меня до дома, но я отказываюсь. В основном, потому что мне действительно хочется прогуляться
Он провожает меня к дороге. А потом задает последний на сегодня вопрос:
— Эд, я могу у тебя кое-что спросить?
Мы стоим в нескольких шагах друг от друга.
— Да, Луа.
Он отступает еще на шаг, и мы оказываемся в полной темноте. За нашими спинами переливаются огнями разноцветные лампочки. Наступает мгновение истины.
— Ты ведь никогда не жил в этом доме, правда? — говорит Луа.
Врать нельзя. Пути к отступлению отрезаны.
— Нет, — честно говорю я. — Не жил.
Мы смотрим друг на друга, и по лицу Луа видно: он хотел бы о многом спросить. Даже раскрыл рот, чтобы задать вопрос, и вдруг передумал. Видимо, понял: не надо портить такое прекрасное мгновение лишними словами.
Пусть все идет как идет.
— Пока, Эд.
— Пока, Луа.
Мы обмениваемой рукопожатиями и расходимся в разные стороны.
Дойдя до перекрестка, прежде чем повернуть за угол, я оглядываюсь. Мне хочется еще раз посмотреть на огни гирлянды.
8
Клоун-стрит. Чипсы. Швейцар. И я
Сегодня самый жаркий день в году. А я как на грех работаю в дневную смену. В машине есть кондиционер, но он почему-то ломается. Пассажиры, конечно, очень недовольны. Я честно предупреждаю всех о поломке, но от поездки отказывается только один. Человек жадно затягивается сигаретой и разочарованно замечает:
— Ну нет, без кондиционера — нереально.
— Понятное дело, — согласно пожимаю плечами я.
Камень Луа Татупу лежит в левом кармане. Возможно, это из-за него безумное движение в центре города меня почему-то совсем не раздражает. Вроде сплошные пробки, все стоят, даже на зеленый, — а я все равно чувствую себя очень счастливым.
Поставив машину на стоянку, я вижу, как подъезжает Одри. Она опускает стекло и говорит:
— Черт, я вся вспотела! Такая жарища!
А я представляю капельки испарины на ее коже. Как бы я слизывал их языком. Перед глазами проходят соблазнительные картины, — надеюсь, это не видно по моему лицу.
— Эд?..
Волосы у нее не очень чистые, но для меня они все равно самые красивые. Светлые такие, цвета пшеницы. На лице Одри прыгают три или четыре солнечных зайчика. Она повторяет:
— Эд?..
— Извини, — откликаюсь я наконец. — Задумался о своем. — И оборачиваюсь — туда, где стоит ее парень. Ждет, когда Одри выйдет из машины и подойдет. — Смотри, кто тебя дожидается.
Повернувшись к Одри, я промахиваюсь взглядом и упираюсь в пальцы на руле. Они лежат совершенно расслабленно, купаясь в солнечном свете. До чего же они красивые. «Интересно, а этот хрен подмечает такие мелочи?» — сердито думаю я. Но Одри, конечно, ничего не говорю.
— Пока, — прощаюсь я.
И отхожу от машины.
— Спокойной ночи, Эд, — отвечает она.
И трогается с места.
Уже темно, я давно оставил машину на стоянке и иду по городу. Сворачиваю на Клоун-стрит. Но Одри все равно стоит у меня перед глазами. Руки. Стройные длинные ноги. Вот она улыбается своему парню. Они сидят и едят. Перед моими глазами картина: парень кормит ее с рук, а она берет губами кусочки. Ее губы касаются его пальцев, они все перемазаны и оттого еще более красивы.
За мной плетется Швейцар.
Мой верный старый друг.
По дороге я покупаю огромный пакет горячих чипсов — с уксусом и солью. Все как в старые добрые времена, на кулек пошла страница сегодняшней газеты. Раздел «Скачки» — пятна от уксуса проступают на строчках про фаворитку этого сезона, кобылу-двухлетку по имени Ломоть Бекона. Интересно, пришла ли она первой. Швейцару, впрочем, не до спортивных сводок. Он унюхал чипсы и надеется, что я с ним поделюсь.
Дойдя до дома № 23 по Клоун-стрит, я обнаруживаю, что это ресторан. Маленький такой, называется «У Мелуссо». Итальянский. Вокруг — торговый квартал, посетителей много. Внутри — полумрак. Похоже, все хозяева мелких ресторанчиков считают: раз темно — значит уютно. Но пахнет оттуда вкусно.
Напротив стоит скамейка. На ней-то мы со Швейцаром и располагаемся. И начинаем неспешно поедать чипсы. Я лезу в жирный, мокрый от уксуса пакет и наслаждаюсь каждым мгновением. Время от времени чипсину получает и Швейцар. Он провожает ее взглядом до самой земли, потом наклоняется и облизывает. Впрочем, я ни разу не видел, чтобы Швейцар не сожрал то, что ему кинули. Похоже, мою собаку не очень-то волнует уровень холестерина в крови.
Этим вечером ничего не произошло.
Следующим тоже.
По правде говоря, мне кажется, мы попусту теряем время.
Хотя теперь у нас есть, можно сказать, традиция. Каждый вечер мы со Швейцаром идем на Клоун-стрит, садимся и едим чипсы.
Хозяин ресторана — пожилой, очень представительный мужчина. Мое послание — не ему, голову даю на отсечение. Что-то тут должно произойти. Причем совсем скоро.
В пятницу вечером, отдежурив свое перед рестораном, я возвращаюсь домой и обнаруживаю на крыльце Одри. На ней спортивные штаны и рубашка. Под которой нет лифчика. Груди у Одри не то чтобы очень большие, но красивые. Я останавливаюсь, вздыхаю — и иду дальше. Швейцар тоже ее заметил и радостно припустил к крыльцу.