Шрифт:
Не ожиданием счастья наполняется жизнь… А самим счастьем…
***
Финальный удар каблука о сцену. Трёхчасовая репетиция подошла к концу, а наши с творческой командой силы – к своему пределу. Не удивительно: уже которую неделю подряд мы работали над новой программой. Да-да, не обновлённой, а именно новой, и мой вклад в её создание невозможно было переоценить даже мне самой, ведь почти все композиции я отобрала сама, да и режиссура с хореографией для предстоящих выступлений разрабатывались с моим активным участием. Нескромно и самонадеянно для вокалистки, чья роль, как правило, сводится к тому, чтобы не забывать слова и вовремя «подключать» голосовые связки? Только не для меня. Своё место в коллективе ресто-клуба я заняла прочно и могла позволить себе… всё!
Вот только не все сотрудники нашего заведения по достоинству оценили результаты моих
Кардинальные перемены не только в концертной программе, но и в моём стиле, манере поведения на сцене отмечали не только лица, знакомые с внутренней «кухней» заведения, но и постоянные посетители. Я же особо не размышляла над причинами, побудившими меня к экспериментам. Только однажды, засыпая в пустой квартире, которая вот уже много месяцев встречала и провожала свою единственную обитательницу отсутствием даже намёка на пребывание в ней кого-то ещё, я пришла к выводу, что это всё – песни, одежда, рваная стрижка, даже «агрессивный» парфюм – своего рода защита, которой я отгородилась от мира, за прошедший год подарившего мне столько счастья… и вколовшего такую дозу боли, что замаскироваться напускной небрежностью и весёлостью у меня не получалось даже несмотря на мои актёрские навыки и старания окружающих делать вид, что я справляюсь… Плоховато, но справляюсь…
Зато кем-кем, а Андреем мои нововведения не остались не замеченными. Проходя мимо, погружённый в свои мысли и должностные обязанности директора, он на пару минут, но останавливался и не скрывал восхищённой улыбки и взгляда, полного восторга от зрелища, а порой задерживался почти до конца репетиции, делая вид, что может работать в любой обстановке. Такое одобрение со стороны руководства не могло мне не льстить – я мысленно аплодировала себе и начинала делать свою работу ещё лучше.
Андрей проявлял участие не только в профессиональном плане. С недавних пор я начала замечать, что он стал ненавязчиво, но регулярно интересоваться моим самочувствием, деликатно подмечать перепады настроения, следить за соблюдением мной режима труда и отдыха (особенно отдыха!), например, посоветовал, что не мешало бы ещё больше разнообразить свой досуг… А я терзалась догадками, насколько жалкой и несчастной, должно быть, выгляжу в глазах коллектива, что уже начальник взял на себя роль моего «реаниматолога». О том, что на самом деле невольно игнорировала проявления чисто мужского интереса, которые заметила бы любая более прозорливая или скучающая по сердечным переживаниям особа, не могло быть и речи. Ещё в самом начале моей карьеры в клубе наиболее общительная часть нашего коллектива (в первую очередь – Люда) посвятили меня в негласно установленное директором правило: романтика и интимные контакты между руководителем и подчинёнными не приветствуются, а если и имеют место быть, то развиваются только за «периметром» служебного помещения и общения. За годы существования ресто-клуба чего-то подобного со стороны Андрея никто не наблюдал, даже поводов для слухов на эту тему особо увлечённым предоставлено не было. Да и я с первых дней обратила внимание на то, что среди нас нет ни одной «приближённой» к нему персоны. Я была несколько обескуражена тем, что ловила на себе нескромные взгляды и получала недвусмысленные намёки от мужчин, трудящихся «по соседству», но только не от обитателя кабинета за неизменно закрытой дверью с табличкой «Директор». Мои чисто женские сомнения по этому поводу были развеяны очень быстро: если Андрей и испытывал к кому-то из своих сотрудников нежные чувства, то умел это скрывать или подавлять вовсе. Уж не знаю, сказался ли печальный прошлый опыт или внутренние установки – об этом никто не был поставлен в известность, даже те, кто проработал с ним с самого открытия – но Андрей скрывал от посторонних глаз и ушей свою личную жизнь так усердно, что о её событиях можно было только строить предположения.
Вот почему ещё я не уловила, как с того самого вечера, когда после нашей последней с Сашей встречи Андрей подвёз меня домой, не расспрашивая о
Как-то Андрей весь день пребывал в приподнятом настроении, причины которого оставались для меня загадкой, а после обеда предупредил, что я могу рассчитывать на него и его автомобиль – ему выпала честь контролировать проведение личного торжества одного из собственников ресто-клуба. Кстати, в тот вечер я впервые презентовала на публике самые яркие номера своей чудо-программы и окончательно убедилась, что не прогадала и не зря получаю регулярные доплаты к своему окладу. Всю дорогу Андрей шутил, его смех разливался по салону автомобиля и заряжал меня, заставляя сначала неловко улыбаться, а к концу поездки уже хохотать в голос. Машина остановилась, резко дёрнувшись, от чего сам водитель недовольно поморщился. Наступила тишина: Андрей с интересом рассматривал двор, как будто заехал сюда впервые, потом запрокинул голову и, почти вплотную прижавшись носом к стеклу, пытался сосчитать этажи в доме. В этот момент он выглядел таким забавным, что я невольно прыснула и тут же подавила смешок.
– Слушай, ты ни разу не пригласила меня заглянуть в твои хоромы. Это как-то невежливо, – совершенно безапеляционным тоном выдал Андрей.
Я уставилась на него, широко раскрыв глаза.
Андрей повернулся ко мне:
– Если помнишь, именно я помогал тебе выбирать все приспособления, благодаря которым ты можешь не думать о том, что маникюр попортится от мытья посуды, стирки, глажки…
– Да, особенно глажки, – вскинула я указательный палец правой руки в его сторону. – Даже не представляла, что есть такие стиральные машины. Я практически избавилась от общения с утюгом.
– Да, это тебе не микрофон держать… Обращайся, – протянул Андрей. – Я и в обоях понимаю, и в кафеле…
– И занавески помог бы подобрать??? А я подругу напрягала! – всплеснула руками я.
– Нет, серьёзно. Меня любопытство разбирает посмотреть, что внутри этого великолепия, когда у тебя даже подъезд смотрит на эксклюзивный фонтан. Моя бурная фантазия не справляется.
– Мне не жалко… В смысле, не трудно… – Поймав на себе ироничный взгляд, я поспешила придать хоть какой-то смысл своей словесной растерянности: – Ну, ты понял. Просто уже поздно. Я-то завтра высплюсь, а тебе ведь с утра на работу.
– Я же ненадолго. Так, окину скромным взглядом предел мечтаний обладателей среднестатистических квартир и…
– Пойдём! – прервала я поток его «глумления» над моим и впрямь заслуживающим восхищения (не буду кривить душой – вожделения) жилищем.
На кухне, после того, как обошёл все комнаты и убедился, что его фантазия и впрямь была «разгромлена» увиденным, Андрей расположился на стуле в расслабленной позе и обводил глазами мебель, комментируя удачные и не очень (по его мнению) решения пристроить технику, которую он же и помогал выбирать.
– Знаешь, у меня квартира тоже в новостройке, премиум класса, но я её покупал почти десять лет назад, так что по сравнению с этой моя уже не производит такого впечатления, как в день новоселья. Хотя в то время мне завидовали даже… Да я сам себе завидовал! – воодушевление не покидало Андрея.
А внутри меня нарастало непонятное желание – я хотела, чтобы он поскорее покинул мою квартиру. Не сочтите меня плохой хозяйкой, лишённой радушия и гостеприимства, тем более – чувства признательности и благодарности за поддержку, просто… Мне не совсем была понятна конечная цель его визита: квартиру он «оценил», от угощения отказался, постоянно приговаривал, что мне уже пора забыться сном после напряжённой смены (выступления для руководства всегда по-особенному выматывали, в первую очередь – психологически). И всё же он не спешил распрощаться и отправиться домой, хотя ему самому не мешало восстановить силы, ведь все знали, как рано ему приходится вставать, чтобы являться в клуб одним из первых. Поначалу я ещё немногословно реагировала на его болтовню, потом настолько погрузилась в свои размышления, что и не заметила, когда вокруг повисла абсолютная тишина. Андрей тревожно смотрел на меня – видимо, я пропустила какой-то его вопрос. Упёршись боком в угол подоконника, я пыталась подобрать фразу, которой можно было выйти из неловкого положения.