Я родила от друга мужа
Шрифт:
– Я хотел сюрприз сделать! Что в этом такого? – Иван искренне не понимает. – И оно тебе надо? Нервничать лишний раз.
– Но это был мой брак! Понимаешь?! Я должна участвовать в собственной жизни, даже если сложно. И по поводу Паши, я и сама хотела лишать отцовства Евгения, но ты бы мог обсудить со мной свои действия! Я мать, в конце концов, - заканчиваю растерянно.
Вот оно, тот самый червячок, что сидел внутри, вырвался наружу. С одной стороны – легчает, а с другой…
– Может, ты в браке хотела оставаться? – тон Ивана становится холодным.
Не
– Нет, - пытаюсь говорить мягче, - но мне хочется быть причастной, понимаешь? – заглядываю ему в глаза и заискивающе улыбаюсь. – Я хочу знать, что ты делаешь, хочу участвовать, помогать, разговаривать. Хочу иметь на это право!
– Ладно, - Иван пожимает плечами, - будешь знать.
– Правда? – не верю, что все так просто.
– Ну да, почему нет?
– И при решении опеки над Павликом я буду участвовать во всем? – интересуюсь настороженно, потому что в голову лезут всякие нехорошие мысли.
– Ага, как иначе. Ты мать, тебя лишать прав я не стану, - Никольский так легко озвучивает мой страх, что становится немного не по себе.
– А собирался? – подскакиваю на ноги и подхожу к Ивану. Чтобы разглядеть правду, я должна смотреть на его лицо.
– Как тебе сказать, - Никольский прячет глаза, - мой адвокат собирался. Он настоящая акула и настаивал на полном уничтожении вас обоих с Евгением.
– Что?! – я в шоке.
– Послушай, ты хотела откровенности, вот она, - раздражается Иван. – Да, неприглядная, но она имела место быть. Поставь себя на мое место! Появляется девушка, втирается в доверие, потом скандал с ребенком. На первый взгляд, логично предположить, что вы с бывшим действовали заодно. Адвокат выдвинул версию, что вы хотите развести меня на деньги, забрать сына и сбежать. А Павлик мой единственно возможный ребенок, и Георгий Моисеевич в курсе этого. Естественно, он хотел играть по-жесткому.
– И что изменилось? Или не изменилось?
– На, это документы, подготовленные для суда об опеке, - Иван подходит к комоду и вытаскивает оттуда папку.
Быстро просматриваю текст. Нет, я заявлена, как мать, и в том, чтобы так и осталось. От сердца отлегает.
– Н-да, не такую откровенность я ожидала услышать, но спасибо, что сказал, я ценю это, - улыбаюсь с облегчением.
– Мои чувства к тебе настоящие, и даже если бы они не возникли, я бы не лишил Павлика матери, я слишком хорошо знаю, каково это, когда ее нет.
Внутри меня все сжимается.
– Я не хотела, - провожу рукой по его щеке, - обидеть тебя. Никто раньше не делал ничего подобного для меня, не заботился так, как ты.
– Все нормально. Это же мой адвокат хотел перегнуть палку, ты тут не причем.
Он сжимает в ладонях мое лицо с намерением поцеловать.
– Ай! – но случайно надавливает на ушиб.
– В чем дело? – сразу настораживается Иван. – Тебе больно? Но я едва дотронулся.
– Н-нет, - заикаюсь, но он меня не слушает, включает свет. А перед сном я умылась, думала, встану раньше Павлика и все. – Кажется, теперь я должна кое-что рассказать, да?
–
– А-хах, он и по этой части, да? – из меня вырывается нервный смешок. – Не надо, не стоит, все не настолько плохо, как кажется. Иди ко мне, присядь, я расскажу.
– И почему в нашей стране женщины защищают тех, кто их бьет? Какой-то ген встраивается в организм еще при зачатии? Или виновато воспитание? – презрительно произносит Никольский, но садится рядом.
– Да нет, я его не защищаю! Я даже заявление написала на всякий случай, вдруг пригодится, - достаю из сумочки заветную бумажку. – Смотри, я была в травмпункте, там и участковый сидит. У них все продумано.
Иван внимательно читает заявление.
– Ха, действительно, все не так, как я предположил, - льется из него сарказм, но я гну свою линию.
– Вот видишь, я же сказала. Женя не думал о том, что попадет, я уверена.
– Света! Ты в своем уме?! – повышает голос Иван. – Он целенаправленно кидал в тебя предметы! А если бы он в висок попал?!
– Ты прямо как женщина из регистратуры травмпункта, - говорю обиженно, - та тоже сразу о фаталити начала.
– И она права!
– Тшш, потише, пожалуйста, Паша спит, - произношу недовольно и отворачиваюсь.
Может, они все правы, но как же я хочу прекратить разговоры об инциденте, я устала за день слушать чужие рассуждения.
– Ты на меня обижаешься?!
– Нет, - поворачиваюсь обратно, - но давай сменим тему, хорошо? И ежу понятно, что к Жене я больше ни ногой, я не собиралась, да и незачем. Все вопросы ты взял на себя, спасибо. Просто я устала слушать завуалированные оскорбления. Все думают, что я тюхтя, а я лишь не хочу думать, что жила шесть лет с человеком, который может ударить. Все-таки он не с кулаками на меня кинулся.
Никольский молчит некоторое время, а потом вдруг прижимает к себе.
– Ты права, нечего рассуждать об этом уроде, он получит свое, можешь не сомневаться, - говорит и целует в макушку.
– Только себе не навреди, не нужно никакого криминала, у тебя выборы, ни к чему скандал. Да еще если Женя заявление напишет! Что мы будем делать с Пашей? Мы едва нашли тебя.
Я излишне сгущаю краски, но интуитивно чувствую, что с Иваном так и надо. Уверенные люди порой попадают в ловушку ощущения собственного всемогущества, которого нет ни у кого.
– Ок, отправлю Георгия Моисеевича или надену маску, - смеется Никольский.
О чем я и подумала, ему море по колено.
– Вань, я серьезно, не стоит он того. Давай лучше по закону будем действовать, - глажу по его груди, и у Никольского от нехитрой ласки темнеет взгляд.
– Ладно, обсудим это в другой раз. Поскольку мы поговорили, наконец, признались. Пора закончить очень важное дело.
– Ты о чем? – не понимаю.
– Об этом, - отвечает Иван и оголяет мое плечо и целует, - и об этом тоже, - теперь достается другому, - но самое главное, об этом!