Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка
Шрифт:
Рейкс повел машину по проселочной дороге, потом повернул направо, на тропинку. Он четко помнил карту, точно знал, где выехать на шоссе А-20, пересечь его и опять проселками въехать в лабиринт пригородов Лондона.
Он остановил машину у маленького пруда, опустил в дверце стекло и вынул из кармана пистолет.
— Можно по нему вас найти?
— Нет, что я, рехнулся?
— Время от времени и впрямь так кажется. — Он бросил пистолет в затянутую ряской воду. — Переодевайтесь.
Они переоделись в штатское за кустами на другой стороне пруда. Гилпин долго копался с белым в голубой горошек галстуком-бабочкой. Рейкс заставил его сделать в стогу ямку, сунуть туда форму и прикрыть сеном. Гилпин вернулся, шлепая ботинками
Отъезжая, Рейкс сказал:
— Убив меня, вы ничего бы не добились. Большие люди стоят за спиной у маленьких, чтобы их кусать. Вы подписали бы себе смертный приговор.
— Я знаю одно: убить вас — это здорово.
Рейкс вытер лицо платком:
— У вас же хороший бизнес. Жизнь, которую вы любите. Никто и не собирается тревожить вас больше.
— Ну… — В голосе Гилпина переплелись зависть и восхищение. — Откуда вы, черт возьми, узнали о пистолете.
— У вас все было написано на лице. Сойдете в Кемберуэлле. — Рейкс улыбнулся, не предлагая, а настаивая на прощании. — Какое вы с женой придумали алиби?
— Я встречу ее у Кандоса, на углу Сент-Мартин’з Лейн. Мы были в кино. Потом обедали в «Джо Лайонс». Водостойкое алиби.
Гилпин открыл перчаточный ящик, вынул толстый конверт. Не открывая его, спросил:
— Пять сотен плюс плата за «Ленд-Ровер» и прочие расходы?
— Всего девятьсот. Достаточно?
— Да. Я купил его на аукционе. Проследить за ним невозможно.
— Я и так не волновался. Это ваша забота.
Выйдя из машины в золотистую при свете фонарей пургу, Гилпин нагнулся к окну, хотел протянуть Рейксу руку, потом передумал и сказал:
— Прости за глупость, парень. Все в порядке.
Он пошел по мостовой, подняв воротник плаща, остановился на углу, обернулся, помахал на прощание и исчез, растворился в памяти Рейкса.
Через тридцать пять минут Рейкс поставил машину в гараж. Он запер ворота изнутри и вытащил ящик из кузова. Рейкс еще раньше заметил, какой он легкий. Он опустил петлю ловушки, привязал ее к веревочной ручке ящика и поднял его на чердак. Разомкнув два больших откидных пружинных запора по бокам, он открыл ящик. Сверху был слой опилок. Рейкс разгреб их и, засунув руку внутрь, вытащил маленький пластмассовый цилиндр коричневого цвета. Его удобно было держать в руке. Рейкс пошарил в ящике: еще несколько точно таких же штуковин. Он положил одну в карман и запер остальные.
На Эдгвер-Роуд Рейкс поймал такси, доехал до самой Беркли-Сквер, а оттуда пешком пошел на Маунт-стрит.
Белль дома не было. Рейкс уже знал это. Он заметил ее на улице, когда ехал в гараж. Сейчас она там с тряпкой, чистит, протирает кузов фургона, чтобы не осталось ни одного отпечатка. А вот в эту самую минуту она, надев перчатки, наверно, уже едет в фирму по прокату машин. Едет, отбросив прочь этот кусочек жизни, поддельное имя и адрес, все, что через автомобиль может привести обратно к ним, даже если в этот сырой день какой-нибудь деревенский гуляка случайно заметил фургон рядом с «Ленд-Ровером» и запомнил его номер. Рейкс запер капсулу в сейф, налил себе виски с содовой и полчаса просидел, потягивая напиток. Потом пошел в ванную, разделся и лег под душ. Рана на лице уже подсохла, но под струями воды снова стала кровоточить. Он услышал, как вошла Белль, как ходит по комнате.
— Белль, — позвал он. Дурацкое имя, но он попытался согреть его. Так и должно быть. Нужно чувствовать, а не притворяться. Хорошее имя Белль. Красивое, многообещающее.
— У вас все в порядке? — спросила она.
— Да. Без сбоев. Вы избавились от машины?
— Избавилась. Я предполагаю, вам нужна новая. Завтра или к понедельнику?
Ничего не предполагай. Перестань, наконец, предполагать.
— К понедельнику. Выпейте что-нибудь. Я и так уже опередил вас на два стакана. — Он лежал, представляя ее с бокалом в руке. Она красива. Ее тело, все в ней очаровательно: удлиненное, как у кинозвезды, лицо, и смешная прическа, предположения и беспокойство. Это прекрасно, желанно, ведь одна должна принадлежать ему.
Рейкс выключил душ и начал обтираться. Измазал полотенце кровью. Не вытершись как следует, он перерыл всю аптечку в поисках пластыря, но ничего не нашел.
— Белль, — снова позвал он.
Она подошла к двери.
— Что?
— Нет ли у вас пластыря? Я поранил лицо.
Она ничего не ответила, но Рейкс услышал, как Белль ушла и вернулась через минуту-другую.
— Мне войти?
— Да. Полечите меня сами.
Она открыла дверь. Рейкс сидел в кресле, обернув бедра полотенцем. Белль стояла на пороге в черном платье, нитка жемчуга, что была на ней в день их первой встречи, плотно облегала шею. Она не решилась войти, держала в руках коробочку с пластырем, будто это святой крест, ее всемогущий защитник от мирского зла. Рейкс нагнул голову, чтобы она заметила ранку.
— Станьте святой — исцелите меня.
Она подошла, открыла коробочку и достала пластырь, избегая его взгляда. Положив коробочку на край ванны, Белль взялась за дело. Рейкс увидел, как она нахмурилась и сосредоточилась, наполовину оторвав от пластыря защитную пленку.
— Я ударился о край люка, когда тащил ящик наверх.
Он сказал это, зная, что она все равно не поверит, но так было принято, именно этих слов она ждала от такого человека, как он.
Она кивнула и нагнулась к нему, наложила пластырь на щеку. Рейкс почувствовал прикосновение ее длинных пальцев, твердых во всем, кроме женской работы. Он тронул ее ноги под подолом платья, обхватил бедра, руки скользнули выше чулок к теплому мягкому телу. Рейкс почувствовал, что оно затрепетало помимо воли, как стройная березка внимает первому дуновению легкого ветерка. Белль молчала, разглаживала пластырь, овевала его ухо своим дыханием. Наконец она выпрямилась и тихо спросила:
— Все нормально?
— Да, хорошо. Спасибо.
Она взглянула на его колени и скорчила рожицу, изогнув ярко-красные губы.
— Что у вас с ногами?
Правое колено здорово все же разбил этот Гилпин.
— Я, наверно, ушиб и его. У меня легко появляются ссадины.
Он встал и обтерся насухо, не стесняясь, словно она была его женой и тысячу раз видела его нагим. Белль быстро взглянула на него и ушла в спальню.
Одевшись, он увидел, что она сидит за столом и читает «Ивнинг Стандарт». На столе стояла рюмка виски.
— Вы не против поужинать дома? Сегодня я не хочу показываться людям, — сказал Рейкс, потрогав пластырь.
— Есть бифштекс и цветная капуста.
— Хорошо. А какое вино прислал нам старик Фантомас? — Рейкс открыл дверцу бара и бросил через плечо: — Кстати, можете передать ему, что все прошло благополучно.
— До понедельника он на Мальте.
— Скажете, когда вернется.
Разглядывая бутылки, он тихонечко присвистнул.
Белль лежала в постели, Рейкс спал рядом. Когда она вошла с пластырем в ванную и увидела его голым, почувствовала на бедрах его руки, она поняла, что все безнадежна. Она помимо своей воли хотела того же, что и он. (Говоришь себе «нет» — и потом делаешь. Какой в этом смысл, черт возьми?) Если бы дело было только в нем, в его наготе, если бы между ними и их телами не было ничего, кроме секса, она не чувствовала бы ни отчаяния, ни страха. (Белль прекрасно понимала: он обольщал ее, чтобы потом ею воспользоваться, а плясать под чужую дудку она не хотела. Служить своим телом — да, но не в этом новом приближающемся деле. А все-таки… разве это так важно? Быть игрушкой Сарлинга ей вовсе не улыбалось. Принадлежать Рейксу — это, по меньшей мере, вселяет надежду.) Белль перевернулась на спину, удивляясь, почему борется сама с собой.