Я сам похороню своих мертвых. Реквием для убийцы. Проходная пешка
Шрифт:
Сарлинг покачал головой:
— Сейчас, как вы, наверно, читали в газетах, «Королева Елизавета» еще не плавает. Она стоит в Саутгемптоне с неисправными турбинами. Поэтому дату операции пока невозможно установить точно. Мы вот что сделаем: выкрадем из корабля золото во время первого рейса через Северную Атлантику в Нью-Йорк.
— Но тогда вам придется нанять линкор. Хорошо, пускай у вас было тяжелое детство, пусть вы изуродовали лицо — но это-то ни в какие ворота не лезет.
— Золото возьмем из спецкаюты корабля в первом дальнем рейсе. Нам не понадобится ни линкор, ни армия. Всего два наших человека на борту — и дело будет сделано без суеты и крови. На корабле три тысячи пассажиров и членов экипажа, но только пара десятков человек — в основном, зевак, любопытных и ничего не подозревающих — увидят все
— Для меня здесь нет ничего любопытного. Ничего. — И впрямь операция казалась Рейксу несуразной и даже кощунственной. Ведь он родился в Девоне, а там корабли и море в крови у каждого. Мужчины семьи Рейксов служили у Рэли, Фишера и Дрейка, два старших брата воевали на подводных лодках, корабли стали их гробами, а море — могилой. В его памяти неожиданно, словно освещенная солнцем в воде форель, когда ее чешуйки видны какой-то миг ясно и четко, мелькнула детская книжка с картинками и рисунок первого парохода кунардской линии. Это была «Британия» — колесный пароход с красной трубой. Впервые он пересек Атлантику в 1840 году рейсом в Галифакс. В коридорах тогда горели свечи, а чтобы у пассажиров всегда было свежее молоко, на палубе держали корову. Листая страницы памяти, он вспомнил все: «Мавританию», которая плавала в Атлантике двадцать два года, а потом «королев» — «Королеву Мери», «Королеву Елизавету»… Их может разрушить, уничтожить война, забрать море, но воровать с них — такое же кощунство, как украсть из алтаря серебряные подсвечники.
— Вы не посмеете взять меня с собой на такое дело! — запальчиво воскликнул Рейкс.
— Посмею. — Сарлинг встал. — Вы привыкнете к этой мысли, полюбите ее. Я раскусил вас. Через месяц мы встретимся, и у вас будет свой план… Зайдите как-нибудь в Кунард-хауз на Риджент-стрит. Там в витрине стоит модель корабля. Я часто прихожу взглянуть на нее. Новый корабль, лучший из всех построенных. Мы вырвем у королевы золотое сердце в первом, воистину еще девственном рейсе через Атлантику. — Остановившись у двери, старик оглянулся и подождал, не заговорит ли Рейкс. А тот, повернувшись к Сарлингу спиной, глядел на улицу. Пара воробьев чирикая промелькнула за окном. Затормозила машина, шины пронзительно заскрипели, проигрывая в краткой, но жестокой схватке с дорогой. Рейкс взял бутылку бренди, наполнил рюмку переливающейся, как солнце, жидкостью. Он отсалютовал рюмкой Сарлингу, медленно, с вызовом, улыбнулся и осушил ее одним глотком — жест, который мог выражать как поздравление, так и прощание.
На миг холод проник в приподнятое настроение Сарлинга. Старик повернулся и ушел. Но когда он спускался по лестнице, его мечта вновь овладела им. Рейкс принадлежал ему.
Через две минуты Рейкс позвонил на Парк-стрит. Ответила Белль.
— Сарлинг был у меня, едет к тебе, — сообщил он. — Ты все хорошо помнишь?
— Да, дорогой… да, да.
Белль нервничала, но Рейкс знал, что так и должно быть, пока не начнется настоящее дело.
— Не волнуйся, любимая. — Он не жалел слов — ведь от Белль зависело так много. — Мы с тобой можем горы свернуть. Я уезжаю за Бернерсом. Мы будем следить за домом и узнаем о вашем приезде. Когда он будет у себя в кабинете, ты просто покажись в окне, повернись к нам спиной. Хорошо? Мы тебя увидим.
— Да.
— Вот и умница.
— Энди… Энди, а вдруг…
— Ничего вдруг не случится. Все пойдет так, как мы задумали. Успокойся и помни, что я все время думаю о тебе.
Рейкс положил трубку. «Энди». Она недавно стала так называть его, и всякий раз в нем, казалось, поворачивается что-то ржавое, несмазанное.
Он достал из сейфа одну из капсул. Из кухонного шкафчика вынул плетеную корзинку и проверил, все ли на месте. Там лежали тридцать футов альпинистской веревки, два шестифутовых куска мягкой пеньковой, большой цветной платок, две пары тонких хлопчатобумажных перчаток и пара кожаных рукавиц.
Рейкс ходил по комнате, быстро переодевался, думал: «Зачем я тратил силы, возражая ему. Хитрил, чтобы он ничего не заподозрил? «Мы вырвем у королевы золотое сердце». Нет, я не притворялся. Золотые слитки, сложенные глубоко под палубой на полу спецкаюты. Два человека, и никакого насилия…» А Бернерс уже ждет его в Уилтшире, приклеил сарлинговские усы, надел «его» пальто, шелковый шарф и котелок, готовится сыграть краткую роль. Внимание Рейкса привлекла лежащая на столе реклама кунардской линии. Он взял ее, разорвал и бросил в мусорный ящик.
Рейкс вышел из дома. Добрался до гаража на такси. Десять минут спустя он уже ехал через западный Лондон в Уилтшир, избегая того пути, который, насколько он знал, должен выбрать Белль с Сарлингом. Нужно застраховаться даже от мимолетной встречи. Сарлинга надо убрать.
Рейкс включил приемник, и ровный, чистый, поставленный голос диктора произнес: «Она стоит около ста тысяч фунтов, оборудована ЭВМ. В ее задачи входит: записывать данные, связанные с главным двигателем, и вести дневник машинного отделения. Следящая за исправностью система определяет температуру и давление в механизмах. В общем, нет сомнений, что компьютер «Королевы Елизаветы» — самое сложное устройство из всех, установленных на пассажирских кораблях. Интересно также, что и…»
Рейкс выругался и выключил радио.
Глава 8
Сарлинг откинулся на спинку кресла: маленькое, как у куклы, тело, которое за широким столом казалось еще меньше. Стол, покрытый блестящим красным сафьяном с золотым тиснением по краям, чернильница и резное гипсовое пресс-папье отбрасывали на него густые тени от света настольной лампы. Сарлинг диктовал Белль соображения о парижской конференции, глядя куда-то вверх, время от времени сверяясь со своими заметками.
Положив на колени блокнот, Белль выводила в нем закорючки стенографии. Странички белели на складках ее зеленого платья. Порою Сарлинг останавливался, теребил жесткие усы в поисках нужной фразы. В левой руке старик держал стакан с молоком. Белль прекрасно понимала, что парижская конференция лишь отчасти владела его мыслями. С той самой минуты, когда он залез в машину, и до сих пор он не переставал думать о чем-то еще. Сидя за шпинатом и печеными яйцами, он вел себя, как мальчишка, который что-то знает и размышляет, сказать об этом или нет. Раньше Сарлинг никогда не брал в рот вина, но сегодня настоял на том, чтобы она выпила с ним за вырезкой бутылку «Шабли». Он просто излучал доброту, деликатность, демонстрировал почти рыцарский такт, — входя в гостиную, взял ее под руку, провел пальцами от локтя до плеча с ровным нажимом, который мог быть и лаской, и доверительным предостережением друга-опекуна. Да, Сарлинг что-то затаил в мыслях, и Белль знала: вылейся его мысли наружу, за ними последуют или пощечина или объятия.
Он диктовал:
— Я беседовал с месье Лакувром о задержке пуска фабрики в Нанте. По его мнению, она заработает в марте будущего года, но мощности будут зависеть от поставщиков по главным сопутствующим контрактам в…
«Белль, — сказала она себе, — на улице ждут двое мужчин. Сарлинг не доживет до марта. Они там, в темноте парка, затаились в кустах, под тучами, и туман клубится вокруг. Двое мужчин, уверенных в себе, в своем плане и своих возможностях. Но до тех пор, пока ты не встанешь у окна, не покажешься им, они не шелохнутся. Если ты вообще не подойдешь к окну, они подождут и уйдут, а старик останется в живых до следующего своего приезда сюда… да, только до следующего, потому что они вернутся снова. От школы при монастыре, от трактира в Хедингтоне, от универмага, из которого ты ускользала с коробочкой дешевой пудры, от коротких любовных встреч в Вест-эндском отеле, уикэндов в Брайтоне, подчинения Сарлингу и полного повиновения одному из тех, что на улице, — до чего ты докатилась, Белль? Сидишь здесь и готовишься впустить смерть. Даже не смерть. Убийство…» Десятки газетных заголовков и статей пронеслись в мыслях, как птицы, и в памяти возник все тот же вопрос из прошлого: «Как же убийцы это сделали? Как они дошли до такого состояния?» Теперь она сама была на грани убийства, но все равно не знала ответа.