Я сделаю нам больно
Шрифт:
– Хорошо… только, если ты после этого прекратишь сюда соваться без видимой на то причины. И без рук!
– тычет в него пальцем.
– Понял? Я сама оденусь!
– Как скажешь!
– вскидывает ладони вверх, и пятится назад. Валится в глубокое кресло.
– Но я не выйду, - ухмыляется, - вдруг всё-таки понадобится помощь?
– Серьёзно?
– фыркает девушка себе по нос. Откидывает тяжёлое одеяло и тянется к спортивным штанам.
Первая нога влетает как «по маслу», со второй приходится немного поднапрячься. В грудной клетке всё ещё чувствовался дискомфорт, наклониться нормально не получалось. Милана
Илье быстро надоедает смотреть на её беспомощность. Парень поднимается и идёт к ней. Садится на корточки. Помогает просунуть ступню в отверстие. Поднимает голову вверх и тонет в темно-синей бездне.
Ведёт ткань вверх, скрывая обнаженную кожу и гипс. Не забывая касаться пальцами, пробирая своими прикосновениями до самых костей. А что было бы, если бы брюнет дотронулся до голой кожи?
– Хватит!
– хрипло произносит девушка.
– Спасибо, дальше я сама.
…
На улице пахло костром, недалеко от больницы располагался частный сектор. Люди палили опавшие листья, приводя в порядок свои участки. Готовясь к зиме.
– Тебе нравится осень?
– спрашивает Милана, подбирая ключик. Как бы он не настаивал на разговоре – кажется, начать его должна она. Милана сидела на заднем сиденье его авто, а брюнет сидел на пассажирском, впереди. Рассматривал огромные колёса инвалидного кресла, на котором привёз сюда Милану.
– Нравится, наверное...
– парень чиркает зажигалкой и погружает кончик сигареты в огонь.
– Я как-то не фанат этой херни с временами года. Есть, да есть.
– Делает глубокую затяжку.
– Я помню, когда была маленькая… когда папа был ещё жив, мы часто ездили на дачу к дедушке и помогали собирать урожай. А бабушка нам всегда запекала вкусные яблоки с корицей и сахаром. А ты часто в детстве гостил у бабушки с дедушкой?
Не на такой разговор рассчитывал парень, вытягивая её на улицу. Тема родственников поднимает весь ил со дна его души.
– Нет. — Сухо роняет, стряхивая пепел. — Бабушка с дедушкой по маминой стороне не в восторге от меня, хоть и не говорят об этом в лицо. – морщит нос и выпускает струю дыма перед собой. – Я не дурак… и прекрасно вижу, что им больно смотреть на отродье, убившее их дочь. К тому же, у них есть другие внуки, которых нужно любить. О папиной родне я вообще молчу… - очередная затяжка.
– Извини...
– опускает взгляд на свои пальцы.
– Не бери в голову, Назарова!
– поворачивается к ней и улыбается. Вот только от этой улыбки веет горечью. – Насильно мил не будешь. Так ведь? – щёлкнул её по носу. – Я знаю. Что я то ещё дерьмо… ну ты и сама это уже поняла.
– Илья?
– образовавшийся в горле ком не даёт возможности сказать дальше. А когда парень поднимается со своего места, вовсе становится нечем дышать. Глаза противно пощипывает. Слабохарактерная. Или… просто влюблённая? Простишь его? Эти мысли пожирают её изнутри.
Илья опускается перед ней на корточки и смотрит в голубые глаза. В уголках блестели крошечные капельки, от которых душу выворачивало наизнанку.
Он должен сказать. Сейчас самый подходящий момент. Наверное… другого не будет. Но слова не идут.
Длинные пальцы тянутся к щеке и стирают солёную бусинку, что начала свой путь по нежной щеке.
Милана снова опускает глаза вниз и жмурится, прогоняя непрошеные слёзы.
Илья
Парень ведёт пальцами по щеке и зарывается ими в светлые волосы.
– Я ублюдок, Мили… конченная тварь. Я знаю это. Я допустил ошибку, которой нет прощения но, пожалуйста, дай мне шанс! Я бы все отдал, чтобы исправить ту ночь. Ты - единственное, что важно для меня.
Мягко тянет девушку на себя и касается горячих губ своими. Захватывает нижнюю губу, проводя языком по ней. Земля уходит из-под ног, когда её уста размыкаются и она впускает его. Дрожащими пальчиками касается его колючей щеки, не закрывая глаз.
Хватит, Илья! Хватит! Остановись!
Разрывает поцелуй и упирается своим лбом в её, нежно задевая кончик носа своим:
– Я все сделаю, слышишь? Я постараюсь… только не отталкивай? Дай мне шанс вымолить прощение?
…
– Ты снова здесь?
Отец прищурился, глядя сквозь дождливую завесу на то, как сын хлопает дверью автомобиля.
– И тебе привет. – Илья неторопливо прячет голову под капюшоном и протягивает Павлу руку. – А ты? Снова собрался читать мне морали?
– Сколько это будет продолжаться? А? – хватает парня за плечо, останавливая. – Где твоя совесть? Какого чёрта ты продолжаешь кружить возле неё?!
– Я делаю то, что считаю нужным, – оглядывается на родителя, и вырывает свою руку из крепкого захвата.
Надоело. Заебало…
От злости сводит челюсти. Зубы проскрежетали, а мышцы на шее мгновенно напряглись.
– Неужели?! Ты уже сделал то, что посчитал нужным! Не так ли?
– Мы сами с этим разберёмся!
– Разберётесь? Ты уже разобрался! Хватит! Я до сих пор не понимаю, как у тебя ума хватило?! Хотя, о чем это я?! Для этого дела много ума не надо! Не так ли?!
– Заткнись! – брюнет неожиданно хватает отца за грудки и рывком тянет на себя. Сколько можно… он каждый божий день выслушивает это дерьмо. Он и так всё прекрасно понимает! – Я… - берёт себя в руки, отказываясь верить в то, что их отношения с отцом могли прийти к этому. Это не они… - я всё знаю, па, – убирает свои руки, отступая на пару шагов. Я, блять, всё знаю! – громче. – Я конченый ублюдок, который не думает своей башкой! Да! Я признаю это! Я тварь! Теперь ты доволен?! – смотрит на него, но видит лишь размазанный силуэт. Крупные холодные капли врезались в лицо, неприятно обжигая кожу. Как хорошо, что сейчас идёт дождь. – Но я здесь не потому, что просто хочу загладить свою вину! Понимаешь? Это не просто страх. Думаешь, я боюсь, что меня за это привлекут? Думаешь, я здесь только из-за этого?! Тогда ты ни хрена меня не знаешь, пап, – пятится, отдаляясь от отца. Ладонью проводит по лицу, стирая капли.
– Я действительно тебя не знаю. – Павел сводит тёмные брови и поднимает воротник пальто. Между ними пропасть. Огромная бездна, которая с каждым днём становится лишь больше. – думал, что знаю. Но ошибался. Я доверял тебе.
Лицо Ильи искажает кривая ухмылка. До такой степени горькая, что хочется сдохнуть. Вот прям сейчас. Чтобы его снёс нахер самосвал и размазал его мозги по асфальту. Чтобы этот кошмар закончился.
Интересно, Мила думала о том же, когда он вбивался в неё? В тот злополучный вечер?