Я - сингуляр
Шрифт:
– В Инете нарыл, – сообщил я. – А так вообще и мудрый Вольтер сомневался в ядовитости кофе!
– А вы вольтерьянец?
– Ага, он самый...
Она повела взглядом по кухне.
– Но здесь все традиционно...
– А я еще и конформист, – добавил я. – Умеренный, правда. Но, конечно, и умеренность уже достала.
– Умеренность больше свойственна нам, – ответила она с той же мягкой улыбкой, – женщинам.
Я все время старался пить бесшумно, но не получается: перед собой не стесняешься, а Лариска – не женщина, а приятель. Вскочил, включил музыку, пусть
– Не густо...
Я сказал торопливо:
– Раньше было много!
– Все продали?
– Оставил.
– При разводе?
Я помотал головой.
– Бабушка передала мне домик в Подмосковье. Я его продал и купил эту квартирку. Здесь все наконец-то так, как хотелось мне и раньше. У меня хорошая мама, такой же классный младший братан... Библиотеку оставил ему. Он пока еще у матери.
– Бедненький, – пожалела она, – теперь ему придется идти в приймаки?
– Он не проиграет.
– Почему?
– У меня красивый брат, – сказал я. – Выше меня ростом, в плечах шире, красавец. За ним еще со школы все девчонки бегали.
– Ого!
– Правда-правда, – заверил я. – Так что найти себе невесту с виллой и собственным самолетом... для него особой проблемой не будет.
– В самом деле? – спросила она, хитро прищурившись. – Как бы хоть одним глазком на такого идеального мужчину...
Я подумал, признался:
– Нет, брата не покажу. Что-то чувствую в себе древнее собственническое. Прямо зверячье!
– Я вроде бы еще не чья-то собственность, – сообщила она мило, но настороженно.
– И вряд ли ею когда-либо будете, – согласился я с наигранной, как полагал, печалью, а потом понял, что не играю. – Книг у меня мало, вы правы. Покупаю только те, что не попадают в Инет. Все-таки в Сети больше для ширпотреба...
Она нахмурилась, кончики пальцев легко пробежали по корешкам. Я озабоченно следил за ее взглядом. Я понимаю, что вот здесь должны стоять стопки стихов, а вот на этой полке – большеформатные альбомы с рисунками Дега, Рембрандта, Тициана, Пикассо, а также французских импрессионистов. Без них любая библиотека считается неполноценной, это как ярлычок принадлежности к определенному кругу, но говно в проруби ни к какому кругу не принадлежит, а просто болтается само по себе.
– Посмотрите вот эти альбомы, – сказал я торопливо, – их я, как всякий ебаист, купил через e-bay в Калифорнийском. Всего четыреста экземпляров, классно? Отпечатали к юбилею их ректора. Представляете, юсовская таможня не хотела выпускать из США, будто эти звездные карты – военная ценность!
Она взвесила на ладонях альбом, печать изумительная, делалось не для продажи, но, к счастью, остались лишние экземпляры, и я подсуетился первым, сразу заплатив за альбом и оплатив доставку через океан.
– Альбом просто чудо, никаких французских импрессионистов еще не издавали так бережно.
– Французские импрессионисты, – возразила Габриэлла холодновато, – не стали ширпотребом от того, что многие оценили их гениальность. А их ректор... в самом деле Тернер Виндж?
– Он самый, – воскликнул я радостно.
– Приятно слышать, – произнесла она задумчиво, тут же лицо ее озарилось задорной улыбкой. – Вот видите, астрономы – не анахореты какие! Каким университетом руководит!
Глава 4
Потом я показывал коллекцию дивидишек, у меня их немерено, один приятель контрафактил, мне перепадало когда за полцены, когда на халяву вовсе. Габриэлла ахала, наткнувшись на первые фильмы с Одри Хепберн, изумилась полной подборке с Гретой Гарбо, а фильмы с Марлоном Брандо вообще привели в восторг: полный ремастеринг, куча бонусных материалов в виде интервью с режиссерами и актерами...
На порнуху не повела глазом, хотя пробежала кончиками пальцев по внушительной подборке компьютерной эротики и жесточайшего порно. С живыми моделями невозможно проделать то, что позволяет графика, потому компьютерная пока нарасхват, ну, а я делаю вид, что мне это для работы, такой вот я правильный.
В какой-то момент Габриэлла взглянула на часы, охнула:
– Мне пора!
Сердце защемило, я сказал непроизвольно:
– Габриэлла... Останьтесь у меня на эту ночь. Отсюда ближе к универу. Я буду счастлив отвезти утром.
Она посмотрела на меня чуточку исподлобья.
– В смысле... ну да, я все думала, когда вы наконец предложите раздеться... Совсем.
– Извините, – сказал я смущенно, – я вовсе не это имел в виду.
Она спросила с интересом:
– Не это?
– Правда, – ответил я еще смущеннее, жар прилил к моему лицу. – Я не импотент, но я асексуал, так что вы избавлены от моих назойливых приставаний в этой сфере!
Она вскинула брови:
– Асексуал?
– Да...
– Полный? – уточнила она.
Я вздохнул и развел руками:
– Умеренный. Я, честно говоря, ни на одну крайность то ли не способен, то не решаюсь... Колеблюсь, как говорили раньше, вместе с генеральной линией партии, а за пределы колебнуться – духа не хватает.
Она сказала сочувствующе:
– Что вы казнитесь, все люди такие. Значит, уверены, что, если останусь, мы не поссоримся?
– Уверен, – выдохнул я, – мне так здорово с вами, что даже не думаю про обязательное совокупление. И вроде бы надо, а то черт-те что подумаете... ну, что импотент или гомосек! С другими по накатанной, но с вами... чувствую себя так, будто вся кровь собралась в мозгу да еще в сердце, а для гениталий ни капли.
Она чуть улыбнулась, продолжая рассматривать меня с удивлением, словно двухголовую зебру.
– Спасибо.
– Нет, – сказал я испуганно, – вы только не подумайте...
– Перестаньте, – сказала она мягко, – напротив, вы мне польстили.
– Правда?
– Правда.
– Фух... Так вы останетесь?
Она долго рассматривала своими серыми внимательными глазищами. В глазах на миг мелькнула тень сомнения, я задержал дыхание, наконец она сказала все так же мягко, но с незнакомой ноткой: