Я — следователь

Москвитин Валерий Андреевич

— Он, паршивец, он, паршивец, — повторяла она хриплым старческим голоском.

Я поднял с земли узелок и обратился к старушке:

— Ваш, мамаша?

— Мой, мой, — обрадованно закивала она.

Костовский, слегка сутулясь, крепко держал карманников за одежду. Я рассмотрел его побелевшие от напряжения пальцы и хотел помочь. Но он успокоительно сказал:

— Теперь никуда не денутся, голубчики. Займись лучше потерпевшей. Ну, пошли, — скомандовал он и повел неудачников в дежурную часть милиции, находящуюся здесь же, на рынке.

— Пойдемте, мамаша, с нами, — предложил я старушке.

— Куда? — испуганно отпрянула она в сторону.

— Не бойтесь, мамаша, не опасайтесь, мы из уголовного розыска, — успокоил я ее.

Косясь

на узелок в моей руке, она двигалась рядом и бормотала:

— Да уж отдал бы, сыночек, деньги да и отпустил меня с богом, а то ведь по судам затаскают, а их дружки еще глаза выколют на старости лет.

— Нельзя так, мамаша, — объяснил я ей. — Вы не пойдете, другой не пойдет, мы карманников отпустим, а они снова вас или кого другого обворуют.

— Так-то оно так, — покорно согласилась она, — но ведь по судам затаскают, да и боязно на старости-то лет...

4. Разные встречи

В один из летних вечеров дядя Миша созвал всех, кто мог присутствовать. В здании областного управления внутренних дел на улице Урицкого по указанию начальника управления Козлова специально бригадмильцам была отведена просторная комната. Здесь мы могли отдохнуть после рейдов, обсудить свои дела. На этот раз собралось человек пятьдесят. Фомин сидел за столом, а мы расположились тесной группой вокруг.

— За последнее время наш коллектив крепко поприжал карманных воров в городе. Только по итогам последнего месяца двадцать четыре преступника, взятых с поличным, привлекаются к уголовной ответственности и предстанут перед судом. В городе создалась более спокойная оперативная обстановка, — говорил Михаил Николаевич, — но борьба переходит в новую стадию. — Голос Фомина стал озабоченным. — Личности большинства из вас стали знакомы карманникам и другим ворам. Они сразу же покидают автобусы, трамваи, магазины, как только в них появляются наши группы или даже отдельные бригадмильцы. В то же время кражи совершаются там, где нас не бывает. — Дядя Миша помолчал, немного подумал и закончил: — Так что преступный мир приспосабливается к новым условиям. Какие в связи с этим будут предложения? — Подполковник хотел, чтобы мы во всем проявляли инициативу.

Поднялся Жора Китаев.

— Я думаю, нам нужно расширять бригаду за счет привлечения новых ребят, а также и толковых смелых девчат.

В ответ раздался дружный хохот, между взрывами которого выделялись недовольные голоса:

— Только девчат нам и не хватало...

— Умора!

— Смехота!

— Может, ты приведешь свою бабушку?

Фомин поднял руку, утихомиривая крикунов и призывая к спокойствию. Когда наступила тишина, он спокойно заговорил:

— А зря смеетесь. В первые годы Советской власти, когда я начал работать в розыске, были среди нас и девушки. И скажу вам, ребята, откровенно, работали не хуже нас, а в некоторых делах были просто незаменимыми. — Михаил Николаевич на мгновение задумался, как бы ушел в себя, вспоминая далекое прошлое, то время, когда он был таким, как мы. Но через минуту он был в сегодняшнем дне, с нами, и пообещал, поглядывая на нас своими живыми глазами: — Когда-нибудь на досуге я расскажу об их делах... А предложение Жоры считаю разумным. И думаю, мы сделаем вот что. Завтра я созвонюсь с комитетом комсомола медицинского института — это самый женский институт в нашем городе. Кто-нибудь из вас пойдет со мной на собрание, расскажет о наших делах, о наших заботах, и посмотрим, откликнутся ли девушки на призыв.

На этот раз не раздалось ни одного возгласа против.

— Может быть, кто-то не согласен? — лукаво оглядел нас дядя Миша.

Таковых не нашлось, или они не откликнулись.

— Тогда перейдем ко второму вопросу. — Михаил Николаевич достал из папки тонкий лист папиросной бумаги с отпечатанным на нем текстом, нацепил очки на нос и начал своим глуховатым голосом: — Товарищи из Красноярска сообщают, что в их городе

действовала группа мошенников, обманывая граждан с использованием так называемого метода подрезки. В чем он заключается? На рынке, в магазинах, на вокзале и в иных общественных местах аферисты продают остродефицитную вещь. В Красноярске они торговали оренбургскими шалями. Один из них называет более-менее реальную цену, и, естественно, сразу же находится желающий, который вручает деньги. Аферист их пересчитывает и спрашивает: «А где еще тысяча [7] ?» И поясняет, что вещь стоит на тысячу дороже, а его неправильно поняли. Купля-продажа, естественно, не состоялась, и мошенник возвращает покупателю деньги. При этом он их пересчитывает на глазах у покупателя, а в момент пересчета ловким движением посылает часть их в свой рукав. Незадачливый покупатель с сожалением, расстроенный, отходит, но уносит с собой примерно наполовину меньше денег, чем вручал продавцу. Пропажа обычно обнаруживается много позже, и часто потерпевший не может дать себе четкий ответ, куда все же девались деньги. Догадываются немногие. В милицию обращается примерно десять процентов обманутых. В Красноярске было пятьдесят шесть заявлений. Представляете, сколько было обманутых? Главное для преступника — взять деньги для пересчета в свои руки, и обман обеспечен. — Фомин снял очки и закончил: — Всем понятен механизм мошенничества?

7

События происходили до денежной реформы 1961 года.

— Всем, — раздались наши дружные голоса.

— Не исключено, что преступники появятся у нас. Они гастролеры. В одном городе долго не живут. Это для них противопоказано. — Дядя Миша усмехнулся. — Предпочитают крупные областные центры. Прошу на подобные случаи торговли обращать внимание. Надеюсь, если появятся у нас, вы не должны ударить в грязь лицом. Иркутск будет местом, где «гастроли» закончатся...

Через несколько дней Жора вернулся довольно поздно. Он был слегка возбужден, что отмечалось по его излишней стремительности в движениях. Я изучал историю государства и права СССР. Меня интересовала деятельность ВЧК по борьбе с контрреволюцией в первые годы Советской власти. На эту тему я и готовился к докладу вместо курсовой зачетной работы.

Жора бесцеремонно оторвал меня от изучения происков контрреволюционного «Союза защиты родины и свободы» и вернул в реальную обстановку середины нынешнего века:

— Мы, знаешь, сегодня были на собрании в мединституте. Ох и красавицы есть там! Я выступал. Аплодировали. Многие решили войти в нашу бригаду и бороться с карманниками. — Жора горячо шепнул мне все это на ухо без остановки, перескакивая с одного на другое. — Завтра после зачета, я договорился, две придут к магазину номер один. Пойдем, а?

— На свидание? — спросил я, будучи немного недоволен, что Жора оторвал меня от доклада.

— Деловое сотрудничество юристов и медиков по санитарной очистке города... — Жора небрежным жестом взъерошил мой жесткий чуб и весело закончил: — От пережитков и болезней прошлого.

— Насобачился выступать да еще вдобавок, по всей видимости, втрескался по уши, — охладил я его пыл.

— А что? Одно другому не мешает. Вот мне дядя Миша рассказывал. В двадцать четвертом году у них в розыске...

— Разболтались, поспать не дадут, — недовольно заворочался на кровати Игорь.

Жора смущенно притих, помолчал, а затем шепотом спросил:

— Ну что, пойдем?

— Пойдем, — успокоил я его и углубился в толстый том Большой Советской Энциклопедии.

Жора тихо, на цыпочках прошел к своей кровати и начал бесшумно раздеваться.

...После доклада у меня было приподнятое настроение. Валентина Александровна Шувалова, наш преподаватель по истории государства и права СССР, поставила «отлично» — зачет был дифференцированным.