Я случайно, господин инквизитор! или Охота на Тени
Шрифт:
— В этом заключается суть ловушки, — продолжила я, слизывая верхушку клубничного мороженого. — В бесконечном страдании. Я теневик, и моя Тень очень плотно привязана к телу, она является частью меня, ее нельзя просто так украсть, как у любого другого волшебника. На изнанке же всё шиворот навыворот: там Тень важнее телесности, тело является лишь приложением к духу. В отличие от реального мира, где все как раз наоборот, и без тела не обойтись. Но вот если вымучить меня бесконечным страданием, то в какой-то момент я окончательно потеряю телесность в реальном мире. Прямо во сне. И тогда мою Тень можно будет очень легко забрать. Легче легкого. Эффунды — я так поняла, ты уже знаешь про этих хищных духов сновидений,
— На кой им это нужно? Зачем тебя в эту ловушку сунули? Чего от тебя хотят эти эффунды?
— Бессмертия, — прошептала я.
— Чего? — не понял Морис.
— Бессмертия, — повторила чуть громче и в ответ на недоуменный взгляд добавила: — Я бессмертна, Морис. Вернее, моя Тень бессмертна. Бессмертна, неуязвима и чрезвычайно сильна. И есть много желающих исправить этот мой недостаток, ведь при большом желании и определенном усилии его можно отобрать. Отобрать то, что якобы несправедливо принадлежит мне, присвоить себе и воспользоваться по своему усмотрению.
Повертела в руках наполовину съеденный рожок мороженого и заговорила негромко:
— Ты спрашивал, почему мои родители перебрались из города Теней в реальный мир. Так вот… Они перебрались, чтобы защитить меня от ловцов сновидцев как раз. В реальном мире это сделать проще. На меня всегда охотились, с самого рождения. Мне не повезло родиться с очень сильной Тенью. Знаешь, мои родители довольно могущественные высшие духи. Были могущественными. Духи Теневого города редко заводят детей, им обычно это неинтересно. Но если уж такое случается, то их магия объединяется, удваивается и вливается, так сказать, в их плод любви. У сильных духов всегда рождаются сильные одарённые в магическом плане дети. У меня большой потенциал, я знаю, что пока не раскрыла его даже на десять процентов. Ну, уже, видимо, и не раскрою… Ладно, не суть. Суть в том, что вся эта сила исходит от Тени. Волшебники в реальном мире обычно измеряют силу друг друга яркой магической Искрой, но дело не только в ней. Магическая Искра без Тени не держится, так что для развития мага важна совокупность факторов. У верховных магов и Искра яркая, и Тень сильная. Искра — это связь с реальным миром. Тень — связь с изнанкой мира. Только тот, кто способен закрепиться в обоих областях, способен стать верховным, так уж заведено.
Задумчиво откусила вафельку от рожка мороженого, наблюдая за ярмарочным фокусником, который выступал на сцене неподалёку.
— Если присвоить мою Тень, то можно воспользоваться ею в разных целях. Можно просто присвоить ее себе и жить вечно. Ну, относительно вечно — пока жив этот мир, но по человеческим меркам это бесконечно долго. Можно использовать энергию Тени и устроить какой-нибудь апокалипсис местного масштаба. Можно заменить одной моей Тенью сотни других обычных. И, например, прорвать материю реальностей. Если мою Тень поглотят эффунды, плохо дело будет. Они скорее всего смогут вырваться в реальный мир и поглотить тысячи Теней тысяч волшебников. Я сейчас думаю, что им это нужно, чтобы накопить много, очень много энергии, чтобы вернуть к реальной жизни древнего духа хаоса Эффу. Я-то была уверена, что Эффу давным-давно канул в лету, и не понимала мотивов, но сейчас пазл вроде складывается, с моей украденной Тенью это можно очень быстро провернуть… Морис? Ты как-то подозрительно долго молчишь.
— Перевариваю информацию. И думаю о том, что все мои шуточки про твое бессмертие оказались не шуточками.
Я невесело усмехнулась.
— Почему ты раньше мне об этом не сказала? Обо всем… этом. О бессмертии, об особенной Тени, о ловушках?
— Боялась.
— Чего? Того, что я тоже захочу присвоить себе бессмертие?
Я молча кивнула, шмыгнув носом и откашлявшись от странной сухости в горле.
Морис яростно саданул
— Да на кой мне нужно твое бессмертие?!
— Мне многие так говорили, — горько усмехнулась я. — А потом пытались забрать мою Тень во сне. Мне улыбались, обещали поддержку и помощь, дружбу до конца жизни, любовь до гроба и все такое, а потом… Потом усыпляли и приходили за мной во сне. Пытались меня ослабить. Потому что, видимо, речь шла о дружбе и любви только до моего гроба. В детстве я попала однажды в такую же ловушку, доверившись одному очень близкому человеку, меня тогда спас отец… Он здорово ослаб, растерял после этого все свои силы высшего духа. Ослаб настолько, что несколько лет спустя, когда мы уже перебрались в Форланд, он подхватил какую-то заразу, сильно заболел… не смог выжить, его организм больше не справлялся с нападками извне. Мне достался его фамильяр, но… Сам понимаешь, сложно после всего этого кому-то доверять. Я была очень доверчивым ребенком, и меня усиленно и весьма успешно учили обратному.
Я прочистила горло, которое начало саднить, и добавила:
— Прошлое мое пребывание в ловушке почти увенчалось успехом для ловцов Теней, я тогда почти развоплотилась, отец с Глорикои успел помочь в последний момент. Но с тех пор у меня есть некоторые проблемы с телесностью. Мне приходится прикладывать усилия, чтобы ее сохранять. Но когда трачу много энергии, то эта проблема дает о себе знать. А в детстве я теряла телесность постоянно от негативных эмоций, когда еще не умела управлять своим настроением. Мама много сил потратила, чтобы вбить в меня позитивный образ мышления, заодно окружала меня всем тем, что я так любила, и что поднимало мне настроение. Мое пристрастие к клубнике и розовому цвету как раз оттуда растет. Всегда любила клубнику, и когда поглощала эти ягоды в детстве, настроение было хорошее, телесность была плотной. А розовый цвет в одежде, интерьере и прочем всегда дополнительно радовал глаз и как-то вошел в дурацкую привычку…
Я прервалась, потому что кашель усилился, а еще начало дико крутить желудок.
— Что такое? — Морис тревожно оперся на меня передними лапками, заглядывая в лицо.
От боли я сложилась пополам, скрючившись на траве и заходясь в остром приступе кашля, раздирающим горло. Голова резко стала тяжёлой, а по венам, по ощущениям, будто бы стремительно разливался яд.
— Мороженое… Наверное… отравленное было…
Яростное шипение Мориса я слышала уже угасающим сознанием. К счастью, это отравление протекало быстро, стремительно даже. Так что в адской агонии я мучилась лишь несколько минут, сердце неотвратимо замедляло свой ход.
Тук-тук тук…
Тук-тук…
Тук…
Сон сменился.
Я открыла глаза, не торопясь подниматься с холодной земли. Хотя следовало: кругом был снег, ледяной ветер нещадно дул в лицо, и я вмиг продрогла. Сердце болезненно покалывало. Плохой знак. Недолго мне осталось.
Вдруг стало теплее. Меня как будто закутали в теплый пушистый плед, мягкий и уютный.
Не сразу сообразила, что меня обнимает белый медведь. Такой большой, что он всю меня укрыл, как в меховом коконе, и прижал к себе.
— Флора, чтоб тебя!! — раздраженно заговорил медведь голосом Мориса. — Да почему же ты раньше обо всем этом молчала?! Мне вот что делать, если ты в этом сне погибнешь?
— Срочно созывать Верховный Совет Инквизиции и решать вопрос, как остановить эффундов, — безразличным тоном отозвалась я.
На меня напала такая апатия, что никаких эмоций я уже не испытывала. Ни страха. Ни горечи. Ничего.
Только смотрела далеко вперед, туда, где светлое небо сливалось с холодным морем. Мы с Морисом сейчас находились на одиноком большом айсберге посреди царства бесконечного снега и льда. Вокруг не было ни души, даже птицы не летали.