Я справлюсь один
Шрифт:
Хотя… Может, и видят это свечение не все? Может, распознавать таких – это тоже редкая способность?
Илья долго пытался понять, кто же вывел на него тех, на кого он теперь работал.
Руки зажили быстро. Шрамы на ладонях мешали, но не сильно. Больше проблем доставляли другие «ожоги» – те, которые так и не зарубцевались. Страх, чувство вины, непонимание. Илья смутно подозревал, что это он, он сам убил Андрея, а вовсе не выплеснувшийся бензин.
Как?
Эти сны были настолько правдоподобными, что, казалось, запах горелого мяса и жжёной пластмассы ещё долго висел в комнате, когда Илья просыпался с бешено колотящимся сердцем и саднящим от крика горлом.
Наяву было не легче. Внезапно, ни с того ни с сего, будто вызванные к жизни случайным звуком, вспышкой света, мимолётным запахом, налетали обрывки воспоминаний-видений. И они были будто бы не те. Всегда что-то казалось неправильным, что-то мешало, царапалось на задворках сознания, будто воспоминания Ильи частично вытащили из его головы и неаккуратно, не позаботившись подогнать по размеру, впихнули на их место какие-то другие. Чужие.
А результат? Результат предсказуем.
Илья учился тогда на третьем курсе политеха. Учился старательно, занятия не пропускал, сдавал все работы вовремя. А после того случая всё разом посыпалось. Бессонные ночи и депрессия не способствуют хорошей учёбе. И вызвали Илью в деканат, и мягко, но настоятельно порекомендовали сходить к неврологу.
А что парень мог сказать врачу в студенческой поликлинике?..
Что ночь за ночью его душит страх, не убийца ли он?
Что днём даже на свежем ветру его преследуют запахи обугленной плоти и горелого пластика?
Что когда он просыпается, трясясь и кашляя, и подносит руки к лицу, чтобы вытереть слёзы – кисти в темноте слабо, но отчётливо светятся синим?
Он был уверен, что сошёл с ума. Но рассказать о светящихся руках всё-таки не смог. Это, как ему показалось, даже для сумасшедшего перебор.
В результате его определили «отдохнуть» в отделение пограничных состояний психоневрологического диспансера. И там, казалось бы, банальный невроз вдруг полыхнул заревом на полнеба. Теперь Илье казалось, что синий огонь преследует его наяву, обжигает и словно бы толкает куда-то, подгоняет бежать, прятаться… Или же что-то искать?
Со стороны это выглядело, наверное, жутко и жалко: здоровенный парень стонал и выл, рвался куда-то, неразборчиво кричал и плакал. Что он тогда видел, что его так пугало? Илья и сам потом не мог вспомнить. Невроз, он и есть невроз… Лекарства помогали, конечно. Огонь задыхался и гас в душной
Илья не помнил, чтобы мать или отец навещали его в больнице. Он точно знал, что они приезжали: откуда-то ведь появлялись новая одежда, книги, разрешённые в стационаре продукты. Но самих визитов родителей он вспомнить не мог. И постепенно забывались их лица и голоса, и те чувства, которые были с ними связаны. И только намного позже он узнал, что так начинался процесс его вербовки на службу.
Стереть память, избавить от старых чувств. Чем меньше у человека привязанностей – тем меньше в его жизни страха.
***
Световой день в июне длинный. Уже двенадцатый час, а за плотными занавесками ещё плещутся синие сумерки. Пора спать. Но сначала, как всегда, нужно проверить кое-что.
Илья отодвинул занавеску на окне, смотрящем на лес. Неслышно поднял шпингалет и распахнул рамы. В комнату хлынул тёплый лесной коктейль запахов: травы, цветы, влажная кора. Илья перелез через подоконник, аккуратно прикрыл за собой окно и, пригнувшись, перебежал под прикрытием кустов смородины к забору, выходящему на опушку. Присев на корточки, опустил руки ладонями к земле, замер и закрыл глаза.
Слушать.
Маловероятно, что крик донесется на большое расстояние. Но если что-то происходит хотя бы километрах в пяти – есть шанс успеть.
Ни звука. Ни треска веток. Ни гвалта спугнутых птиц.
Слушать надо не звуки.
Лес молчит. Но это не спокойное, умиротворённое молчание. Будто хищник затаился перед прыжком.
Илья открыл глаза и медленно поднял руки к лицу. Они не светились.
Всё в порядке…
Он встал и вернулся к дому. Залез в окно, закрыл створки, поймал заунывно пищащего в темноте комара. Теперь можно ложиться спать.
Подъём – в полседьмого утра. Зарядка, короткая тренировка. Вместо душа – ведро остывшей за ночь воды на лужайке за домом. Смолоть кофе в старинной кофемолке-мельничке. Завтрак. Вымыть посуду. Утро расписано по минутам. Легко и не страшно жить, когда в жизни порядок – даже в мелочах.
Мотоцикл заводится мгновенно, словно радуется предстоящей прогулке, как пёс. Илья надевает шлем и перчатки, по привычке ровно и глубоко дыша. Давно уже прошли те времена, когда один только вид двухколёсной машины и треск двухтактного двигателя способны были «подбросить» пульс до ста шестидесяти. Но полезные привычки лучше не забывать. А то выйдешь как-нибудь на улицу без перчаток – а там…