Я тебе (не) принадлежу
Шрифт:
Из груди вырывается тяжелый стон. Пытаюсь поднять веки. Бесполезно. Передо мной непроглядная тьма. Кажется, будто по голове кто-то бьет отбойным молотком. Она раскалывается. Разламывается.
И боль. Опять эта чертова боль. Она везде. Во мне. Вокруг меня. Она тащит на самое дно.
– Это я. Феликс. Ты знаешь меня? Узнаешь по голосу?
Какой еще Феликс? Что за глупое имя? Как у чертового кота.
Стараюсь повернуть голову на звук его голоса. Не выходит. Трудно. Невыносимо.
– Мистер Романов, да вы с ума сошли!
– его кто-то ругает. Причем так громко, что мне это неприятно.
– Пациентка только-только в себя начала приходить, а тут вы со своими допросами.
Допросы? Он что полицейский?
Хочу вздохнуть полной грудью. Слабо выходит. Рядом что-то пищит.
– Я просто пришел ее проверить, доктор Симонс, - кажется, что он цедит сквозь стиснутые зубы, с трудом себя сдерживая.
– Да и узнать о лечении Инны мне бы не помешало.
– Послушайте, мистер Ром… - издаю протяжный стон, похоже довольно громкий, раз ко мне кто-то прикасается. Слегка, но это вызывает истошный писк приборов сбоку.
– Выйдите отсюда. Иначе я позову охрану, - стук дверью.
– Инна… Мисс Голубева, я ваш лечащий врач. Мне нужно…
В горле слова застревают. Жутко плохо. Пить хочется. Мозг подкидывает странные сигналы. Как будто кадры киноленты. Жуткие, страшные моменты внезапно начинают всплывать в памяти.
Как эмоциональная буря. Подсознание все скрывало, но какой-то толчок произошел, и меня накрыло волной прошлого.
Память возвращается. Урывками, отдельными эпизодами. Но я понимаю, как меня зовут. Где жила, чем занималась, кто был рядом всю мою жизнь.
Крик. Громкий, на волоске от гибели. Запах. Едкий, противный, горючий. Бензин. Много жидкости. Вокруг. Она повсюду. Обволакивает, имеет надо мной власть.
А потом огонь. Поджог. Запах гари. Жуткий, женский смех. И… пустота.
Мозаика склеивается в полную картину. Ту, о которой даже думать не хочется.
Я Инна Голубева. Главная подозревая в убийстве мужа. Преступница, которую в камере жестоко избили и… и… подожгли. Заживо.
Пошевелиться бы. Встать. Пройтись. Но я словно в каком-то коконе нахожусь. Надеюсь, это не навсегда? Должна же я хоть что-то чувствовать кроме разрывающей боли.
– Доктор, быстрее сюда!
– Да. В чем дело?
– Приборы. Они… у нее… сердцебиение повысилось.
– Надо ее успокоить. Стресс может привести к тяжелым последствиям. Быстро, сестра Моника! Да скорее вы. Чего на месте мнетесь?
Снова проваливаюсь в какой-то омут. В забытие. Куда-то далеко-далеко. Где слышу вновь мужской, приятный голос. Обеспокоенный, встревоженный. Но вроде как родной.
Феликс. Это он. Здесь. Наклоняется надо мной и что-то шепчет. Не могу разобрать слов.
– Ты поправишься, Инна. Встанешь на ноги. Станешь совершенно другим человеком. Чтобы отомст… - слышу обрывки фразы, прежде чем вновь потерять сознание.
*
Не знаю, сколько прошло времени. Какой сейчас день или месяц. Я давно потеряла связь с реальностью. То приходила в себя, то вновь уплывала в небытие.
И все, что у меня было, это боль. Нестерпимая, жуткая, режущая на куски, отравляющая все внутри боль. Проникающая под кожу, несущаяся по венам, ломающая кости, душу выворачивающая наизнанку.
Мне было тяжело. Каждый день, час. Каждую гребаную минуту. Лежать как бревно в постели и слышать отдаленные голоса врача и Феликса. Рассуждающих о моем будущем. О том, как вернуть мне… человеческий образ.
Отчаяние медленно захватывает мое тело. Слезы пытаются пробиться наружу, но им что-то мешает. Крик рвется из груди постоянно, но где-то пропадает. Не доносится до людей.
Я была живым мертвецом. Способным только стонать еле слышно и мучиться от нечеловеческой боли.
И так днями и ночами. Неделями и месяцами. Моя жизнь превратилась в сплошной ад на земле. В жуткий кошмар. Как в тех фильмах ужасов, что я видела когда-то в Интернете. И сейчас я героиня одного из них.
– Инна, понимаю, это очень сложно, - слышу голос врача, приходящего ко мне день ото дня.
– но вы должны через боль попытаться пошевелить хотя бы пальцем. Давайте.
«Не могу. Я не могу этого сделать. Меня на части разорвет от такого».
Да только как он меня услышит, если я разговаривать толком не умею? Мычу про себя, упиваясь болью и отчаянием. Находясь на самом краю пропасти, куда могу упасть в любой момент.
– Попробуем еще раз, - снова он меня достает. Снова что-то требует.
«Не хочу. Нет-нет. Убирайся! Оставьте все меня в покое».
И так постоянно. Каждый раз, как он приходит ко мне. Говорит, ждет реакции, а я просто кричу, ору в тишину. Мысленно прошу его остановиться.
– Феликс, послушайте, - доктор тяжело вздыхает.
– Я бьюсь об каменную стену. Инна… она не хочет бороться. Тяги к жизни у нее нет.
– А что вы, блядь, хотите от нее?!
– мужчина взрывается как пороховая бочка.
– Она вся обмотана бинтами! На ней живого места нет! Инна горела. Заживо, вашу мать. А вы требуете от нее какую-то хрень - пальцем, сука, пошевелить. В ее состоянии разве это возможно?
– Это один из методов нашего лечения, - мямлит, но я отчетливо его слышу.
– Лечения? Какое нахуй лечение!?
– могла бы двигаться, уже бы в страхе отпрянула, спряталась в дальнем углу.
– Когда вы приступите к пластической операции, - уже более спокойным голосом.
– Через несколько дней. Я смогу приступить к операции не раньше, чем мы исключим риск заражения через кожу и легкие. Так как повреждения очень серьезные, Инну придется… мягко говоря, слепить заново. Кожа, волосы, глаза, зубы, голосовые связки. Восстановление всего этого потребует времени и… боль тут неизбежна. Не знаю, выдержит ли она ее…
Не слышу. Не реагирую на его слова. Я просто… снова куда-то уплываю. Отрываюсь от реальности, даже не догадываясь, что за жуткие вещи меня впереди ожидают.