Я тебе верю
Шрифт:
Александре Вадимовне Иван несколько раз звонил, чтобы условиться о встрече и завезти ей деньги, половину стоимости коллекции, но или не заставал ее дома, или она коротко отвечала: «Не сейчас, Иван Егорович, пожалуйста, чуть позже». Так продолжалось недели три. Иван чувствовал неловкость – он и так затянул с расплатой, а теперь, когда вырвался из своей круговерти и был готов в любую минуту отдать свой долг, возникли проблемы у Киселевой. Наконец она назначила день и время, и он поехал к ней.
Александра Вадимовна встретила его приветливо, была с ним очень любезна, но Иван заметил перемену в ней: усталый вид, потухшие глаза, какая-то старившая ее скорбь печатью лежала на всем облике женщины. Они закончили процедуру с передачей и пересчетом денег, и когда он стал прощаться, из другой комнаты вышла Лариса, собираясь куда-то уходить. Он взглянул на нее, сразу же понял, что молодая женщина уже родила, и искренне поздравил обеих с рождением ребенка. Последовала странная реакция: мать поджала губы и опустила голову, а дочь, мельком взглянув на Пастухова, бросила на ходу, направляясь к двери:
– Поздравлять не с чем, у меня нет ребенка, – и ушла.
Иван замер в молчании, решив, что ребенок умер. Через минуту взял себя в руки, тихо проговорил:
– Простите, ради Бога, простите… я не знал… мне не следовало…
– Вы ни в чем не виноваты, – отозвалась Александра Вадимовна и неожиданно обратилась к нему с просьбой остаться, выслушать ее, – видимо, постигшее их горе так велико, подумал Иван, что ей необходимо выговориться, поделиться с врачом, пусть даже не специалистом в акушерстве.
Он сел и приготовился слушать.
– Наверное, это покажется странным, что именно вам мне захотелось рассказать… – начала она.
– Вам незачем оправдываться, я понимаю – гибель ребенка нелегко пережить, – перебил ее Иван.
– Нет, нет! – вскричала Александра Вадимовна, – ребенок жив, у него все нормально, отличный мальчик, почти четыре кило…
Пастухов опешил.
– Так в чем же дело? Где он?
– Лариса отказалась от ребенка, – обреченно произнесла она.
Чтобы понять реакцию Ивана, надо было знать, что значило для него долгое ожидание рождения собственного ребенка и потеря навсегда надежды на это, надо представить, как страдал он от вынужденной бездетности и крепился, чтобы не добавлять боли любимой женщине.
– Это чудовищно! Я отказываюсь понимать… Как это возможно?!
– Ах, Иван Егорович, не травите мою душу, выслушайте меня. Если бы Аркадий был жив… если бы я могла все ему рассказать… Я просто боюсь сойти с ума, если не поделюсь с вами, потому что мне больше некому излить мою печаль…
Александра Вадимовна долго и подробно излагала историю неудачной попытки Ларисы женить на себе отца своего ребенка.
– Понимаете, он даже слушать ее не стал, прекратил как отрезал любые попытки общения, не помог ни морально, ни материально и до сих пор делает вид, что никогда не знал Ларису и не имел с ней никаких дел. Более того, предупредил: если она попытается предпринять какие-либо шаги, то может моментально вылететь из клиники. И это когда у нее сделана большая часть работы по докторской теме.
– Он, что же, такой всемогущий человек? – поинтересовался Иван.
– Я скажу вам, кто это, но под большим секретом. Обещайте, что ни при каких обстоятельствах, никогда и никому вы не назовете его.
– Обещаю.
Как только Александра Вадимовна произнесла имя Валюхи, Ивану все стало ясно – слишком хорошо знала медицинская Москва этого человека.
– Да-а, – в задумчивости произнес он. – Но при чем ребенок, он-то в чем виноват?
– В том-то и беда, что Ларисе он никогда не был нужен – ни в разгар романа, ни тем более в его печальном финале. Она даже ни разу не приложила его к груди, представляете! Я признаюсь вам, что она дочь Аркадия Семеновича, – сделав над собой усилие, произнесла она и торопливо продолжила: – но я всегда любила Аркадия и никогда не помышляла увести его из семьи.
Потрясающие новости сыпались на Ивана, не давая времени на их осмысление.
– Вот оно что… Аркадий Семенович знал об этом?
– Разумеется, и был мне благодарен за то, что я ни на что не претендовала. Мне достаточно было любить его.
– Но ведь вы не отказались от дочери, почему же она решила бросить ребенка и обречь его на сиротство?
– Во-первых, это был ребенок от любимого человека, а во-вторых, тогда жива была моя мама, которая и взяла на себя все заботы о новорожденной, а я не могу взвалить на себя эту обузу, я просто не в состоянии… я не выдержу… – Александра Вадимовна заплакала. – Если бы я и решилась на такое, то лишь в том случае, когда бы она хотела этого ребенка, была бы готова его любить и растить, но он ей не нужен… Слава Богу, что Аркадий ушел, не узнав об этом, – и она снова заплакала.
– Вы мне так и не ответили, где сейчас ребенок.
– Его перевели в дом малютки, – сквозь слезы ответила Александра Вадимовна.
– Значит, ваша Лариса уже оформила свой отказ от мальчика и подписала нужные бумаги? – с нескрываемым напряжением в голосе спросил Иван Егорович.
– Пока еще нет. У них там есть какая-то форма временного отказа, что ли, не знаю, как это точно называется… Лариса говорила, но я не поняла, не запомнила… Вроде как на несколько месяцев ребенок остается у них, пока мать не решит окончательно – оставляет она его или забирает.
– Понятно. Тогда вот что, – произнес Иван и после минутного размышления сказал: – Мы с женой давно собирались усыновить ребенка, и мне хочется думать, что сама судьба предоставила нам такой случай, по крайней мере, я знаю обоих родителей, что, согласитесь, имеет огромное значение при усыновлении младенца.
– Вы хотите усыновить мальчика? – с надеждой в голосе спросила Александра Вадимовна.
– Я должен переговорить с женой и вечером буду готов дать окончательный ответ. Хотелось бы, разумеется, чтобы при разговоре присутствовала Лариса Вадимовна.
– Конечно, конечно, обязательно.
– Я позвоню вам, чтобы договориться о времени. И вот еще что – не могли бы вы предварительно, до нашего приезда ввести мамашу в курс дела? – попросил Иван.
Слово «мамаша», как ножом по пустой тарелке, полоснуло слух, но Александра Вадимовна ничего не сказала и только согласно кивнула.
Дома Иван Егорович все обстоятельно рассказал Антонине, старясь не скрывать своих сомнений и одновременно ожидая ее согласия. Перебрав с пастуховской дотошностью все возможные варианты при ведении переговоров, они приняли решение, позвонили Киселевым и в назначенное время приехали к ним.