Я тебя верну
Шрифт:
— Помоги мне, потом вместе пойдем ловить Егора. Обещаю.
Мира глотает слезы, но успокаивается. Берет полотенце и заботливо водит им по испачканному рукаву Данила, еще сильнее размазывая розовый йогурт. Две секунды — и рот у дочки до ушей. Она включается в новую игру, ведь помогать папе — это то еще удовольствие! Я помню из детства. На душе так тепло становится, что пальцы покалывает. Я обожала своего папу!
Данил хохочет. Кухню наполняет его низкий голос.
— Ты погляди, какая хозяюшка, — умиляюсь я.
— Спасибо, доча, — произносит Данил. Последнее
Мира, увлеченная процессом и светящаяся от того, что ее похвалили, тянется за йогуртом. Мы моргнуть не успеваем, как она ловко переворачивает бутылочку на папин рукав. К счастью, та уже пустая! Но Мира не отчаивается, хватает пока полную бутылочку Егора. Мы с Данилом оба кидаемся ее остановить. И хохочем! Над ситуацией, над находчивостью Миры.
А потом случайно пересекаемся глазами. Они у него не холодные. Не отстраненные. Данил задерживает на мне взгляд, а в нем интерес. Миронов мажет глазами по моим губам. По шее. Да так, что будто след остается. Кожа пылать начинает.
Я мгновенно краснею. И чувствую то, что нельзя чувствовать к чужому женатому мужчине.
Быстро отворачиваюсь, словно ошпарившись. Беру губку. Начинаю вытирать стол.
— Красивое кольцо, — произносит Данил таким голосом, будто иглу мне в грудь втыкает. Будто тоже ощутил то запретное и ненужное. Он не тушит огонь, он его раздувает. Не может остановиться.
Я чувствую себя гадкой. Сердце колотится.
Когда я с Лёшей — всё прекрасно. Но стоит приблизиться Миронову... стоит просто о нем подумать — все катится в пропасть! Ну почему так? Когда я уже окончательно излечусь от этого безумия?
— Спасибо, — отвечаю, растягивая губы сдержанной улыбкой.
— Ты счастлива?
Данил смотрит на меня — нутром чую. Гад! На его коленях сидит наша дочка. Я пустила его к себе в дом. Пустила в свою жизнь на определенных условиях.
— Очень, — говорю я. — Лёша хочет... Мы хотим пожениться в начале весны. Не могу дождаться.
— Папа, идем! — зовет Мирослава.
Я начинаю убирать со стола, чтобы занять руки. Данил поднимается и идет за дочкой ловить беглеца. Егор хохочет, спрятавшись за дверью. Аж визжит и ногами топает!
Бросаю взгляд вслед Миронову, а потом меня накрывает! Я срываюсь с катушек и теряю себя. Впиваюсь глазами в его спину, жадно, почти задыхаясь, рассматриваю плечи, ловлю ртом воздух, в котором еще распознается аромат его туалетной воды, и понимаю, что хочу Данила. Я хочу его так, что чертов узел внутри затягивается с адской силой. Мне больно. Руки дрожат. Я хочу с ним трахаться. Умираю, как сильно хочу.
Прикусываю внутреннюю сторону щеки. Идиотка. Презрение к самой себе такое, что голова кругом.
Следом я клянусь, что никогда, ни за что на свете ни словом, ни взглядом не признаюсь Данилу в этом. Похороню в себе неуместные желания. Задушу насмерть. Не позволю даже думать. А если вдруг спросит, буду отрицать до последнего.
Он сейчас уедет к жене. Мне следует вспоминать об этом почаще.
Я знаю, что порочная. Данил тоже такой. Когда мы были вместе — взрывались и горели так, что его хреновы фейерверки за десяток миллионов рядом не стояли.
Но.
Мы — в прошлом. И я теперь не просто молоденькая свободная девушка. Я мама. У меня есть чувство собственного достоинства, есть гордость. Есть сила воли, и я давно научилась управлять желаниями. У меня есть жених, с которым я очень счастлива.
Слышу смех Данила и делаю глубокий вдох-выдох. Это просто ужасно! Касаюсь шеи, веду по ней пальцем.
Сердце колотится. Рядом с Мироновым я всегда буду только мамой его дочки.
Мысленно обещаю себе, что не разобью Лёше сердце. И не буду разбивать семью Мироновых.
Я справлюсь.
Я обязательно справлюсь.
Глава 25
Этот Новый год выжимает из меня все соки!
Тридцать первого декабря, едва проснувшись, Мирослава наряжается в новое платье, которое я ей купила на деньги Данила. Была потрачена другая сумма, нежели обычно, и, как говорится, мы вышли на новый уровень. Счастливая Мира встает под елочку и рассказывает короткое стихотворение, которое мы учили последние две недели к утреннику. Я снимаю на телефон и без задней мысли отправляю видео Данилу, тот сразу же перезванивает.
Это приятно.
Мы с Мирой бежим в спальню и устраиваемся на кровати, где она еще раз читает стихотворение отцу, теперь уже глядя в камеру. А потом еще раз. Данил так искренне восхищается и хвалит, что на мгновение мне самой хочется рассказать ему какой-нибудь стишочек. Или песенку спеть. Я борюсь с собой целые сутки и почти не думаю о нем. Почти...
У Мирославы же нет угрызений совести, она входит во вкус.
Соскакивает на пол и крутится, показывая, как развевается подол, демонстрирует колготки со снежинками. Миронов же, гад, смеется и хлопает!
Судя по фону за его спиной, он находится в кабинете. Вероятно, в усадьбе на хуторе. Я никогда не была в доме Мироновых и понятия не имею, что там за обстановка. Могу только догадываться.
Звонит Лёша. Я быстро прощаюсь с Данилом и подношу телефон к уху. Мира же... вдруг кричит:
— Еще папу!
Прошу подождать немного, но она начинает рыдать! Падает на пол, требуя, чтобы папа вновь на нее смотрел и хлопал. Я пугаюсь, потому что такой истерики у дочки еще не видела!
Она не слушает аргументов, ей нужно здесь и сейчас. Немедленно!
Последствия взрыва. И баланс нам еще предстоит найти.
Кое-как успокоив дочь и пообещав, что мы обязательно позвоним папе позже, я бегу встречать гостей. А это дед Мороз и Снегурочка — одногруппники Лёши, которые калымят на праздниках. Цены на такое представление тридцать первого декабря космические, но Лёша договорился, чтобы ребята заскочили к нам по пути.
Он замечательный. Мне стыдно. Ужасно стыдно за свои подлые мысли!
Егор радуется Деду Морозу и с удовольствием рассказывает свой стих. Может, дело в том, что он постарше, а может, у Миры в принципе такой характер, но, завидев чужих, она бежит в свою комнату и прячется в шкаф.