"Я у себя одна", или Веретено Василисы

Михайлова Екатерина Львовна

А что еще могли делать эти женщины, чтобы сохранить иллюзию своей нужности? "Так что многие из них, доведенные до белого каления, при­страстились к валиуму и крепким напиткам, а некоторые присоединились к зарождающемуся женскому движению" [1] .

Женские группы "подъема самосознания", "социального развития", "взаим­ной поддержки" составляли его неотъемлемую часть. Некоторые учили тому, что никогда не поздно вернуться в колледж и после двадцатилетнего перерыва получить новое образование, профессию, начать собственное дело. Некоторые ставили жесткие и неприятные вопросы: почему, напри­мер, мужскими бывают решение и характер, а женскими — штучки и бол­товня? Почему я киваю и поддакиваю даже тогда, когда это мне явно во вред? Почему позволяю считать свою тяжелую и ответственную работу по дому чем-то второстепенным и вспомогательным? Кто

меня всему этому научил и в чьих интересах? Были группы, которые давали возможность выплеснуть накопившиеся океаны горечи: там можно было жаловаться, кричать, проклинать ту самую счастливую жизнь, бессмысленность кото­рой в полной мере могли понять другие женщины, разменявшие свои спо­собности и надежды на медяки соответствия ожиданиям окружающих и ил­люзию стабильности и безопасности.

1

Elizabeth Wertzel. The bitch rules.

Может, важнее было даже не то, что говорилось, а сама возможность быть услышанными, получить человеческий отклик на свои переживания без ярлыка "нервного срыва" и обвинений в том, что "с жиру бесишься". Ока­залось, что женщины постоянно, с отроческих лет, ощущают себя недого­варивающими — это при стереотипе-то женской болтливости! То, что для них важно, в социуме важным не считается; их мнения, умения, ценности квалифицируются как пустяки, а из чувств существующими признаются только те, которые общественно полезны (скажем, "любовь к детям") или неудобны в обращении ("истерика"). Образованные господа изволили шу­тить, что "женщина — это грудь, влагалище и депрессия". Образованным дамам и барышням при этом полагалось тонко улыбаться — вместо того, чтобы твердо посмотреть в глаза шутнику и серьезно сказать: "Знаешь, я не нахожу это смешным. Мне кажется, что женоненавистническое опреде­ление смешным быть не может. Ты действительно подразумевал именно это?". Ну что ж, шутки на то и шутки, чтобы совместить агрессию и со­блюдение социальной нормы. (Про этот механизм блистательно рассказа­но все тем же дедушкой Фрейдом в работе "Остроумие и его отношение к бессознательному".) Про агрессию понятно, кто же ее на себе не испыты­вал. Интересней про социальную норму: ей суждено было измениться, и сильно.

Долгое молчание чревато воплем ярости, каковой и прозвучал на весь за­падный мир. Если бы этим и ограничилось, все легко свелось бы к "выпус­канию пара". Дело, однако, приняло другой оборот. "Ополоумевшие бабы" оказались более чем способны изъясняться на "языке колонизаторов" и за неполные двадцать лет явили миру десятки вдумчивых и корректных ис­следований по вопросам различий в языке, мышлении, коммуникации муж­чин и женщин. Появились новые понятия — прежде всего понятие "гендера", отражающее социальные (а не биологические) отношения пола. Сама идея о том, что "женское" означает не "худшее, чем...", а "другое", начала пускать корни в массовом сознании именно тогда. Возможность говорить "своим голосом", "другим голосом", "на своем языке" — и о том, что важ­но для меня, кто бы что ни считал по этому поводу, — вот нерв и подроб­нейшим образом разработанный тезис сотен публицистических статей, со­циологических опросов и больших академических монографий [2] , повестей, эссе и стихотворений. В каком-то смысле все пишущие и читающие стали чем-то вроде огромной женской группы.

2

См., например, классическую философскую работу этого направления "Второй пол" Симоны де Бовуар или, для контраста, популярный обзор научных исследований Деборы Таннен "Ты меня не понимаешь".

ГДЕ ЭТО СКАЗАНО

Где это сказано,

Что мужьям полагаются двадцатипятидолларовые ленчи и приглашения на конференции и симпозиумы в Южную Африку, А женам полагается бобовый суп из жестянок и культпоходы с дошкольниками в местное пожарное депо, И где это сказано,

Что мужьям полагаются встречи с очаровательными юристками, и с прелестными преподавательницами древней истории, и с обаятельными художницами, наследницами и поэтессами, А женам полагаются встречи с прыщавым кассиром в универсаме, И где это сказано,

Что мужьям по воскресеньям полагается послеобеденный сон и футбольный матч по телевидению, А женам полагаются цветные карандаши и картинки для раскрашивания с детьми, И где это сказано,

Что мужьям полагаются восторженные похвалы, моральная поддержка и десять дней

подряд горячий чай в постель при первых признаках насморка, А женам полагаются заботы по обеспечению всего этого? И если жена решит в конце концов,

Что пускай муж сам возит ботинки в починку, детей к врачу и собаку к ветеринару, а она тем временем будет изучать, допустим, нейрохирургию или трансцендентальную философию, То где это сказано,

Что она всегда должна чувствовать себя Виноватой?

Джудит Виорст, 1968

Это стихотворение было опубликовано на русском языке примерно в сере­дине 1970-х — кажется, в журнале "Америка". Тогда оно воспринималось совершенно иначе: стоя в километровой очереди, допустим, за туалетной бумагой, довольно трудно представить себе как проблему "встречи с пры­щавым кассиром в универсаме". Кто бы мог подумать, что тридцать лет спустя молодые женщины в России будут наступать на те же грабли? Кстати, с более поздними работами Джудит Виорст (которая начинала с коло­нок в женских журналах, а потом в далеко не юном возрасте и вправду стала психоаналитиком, а после вновь вернулась в литературу и продолжа­ет писать на границе жанров) мы еще встретимся.

Конечно, женское движение было в гораздо большей степени политичес­ким и экономическим, чем... как бы это выразиться... "душевным". Неуди­вительно, что психология, социология и конъюнктурный политический расчет быстро перепутались; те высказывания и формы поведения, для ко­торых вчера нужно было обладать немалой решительностью или хотя бы наплевательским отношением к общественному мнению, очень быстро ста­ли его воплощением. Нормой то есть. И тоже уже не вчера. Вот голос из восьмидесятых: "Лет двадцать назад молодые люди водили своих девушек не в театр или ресторан, а на антивоенные манифестации. Теперь они на­шептывают им на ухо, что будут помогать им по дому, а вместо чайных роз на длинных стеблях посылают в подарок подписку на газетку "Слезайте с нашей шеи"" [3] .

3

Сьюзен Конант. Пес, который говорил правду. (Это "собачий" детектив, действие которого происходит в Гарварде).

Дело это — для западной культуры — прошлое, "women's studies" там свое сказали и успели даже несколько надоесть. "Эти женские симпозиумы, на которых собирались одни женщины, говорили только о женщинах, читали от лица женщин тексты, написанные женщинами..." — звучит устало, без малейшего интереса, а то и ядовито. Они — эти симпозиумы, конференции, да и женские группы — просто-напросто сделали свою работу. И это тоже часть современной западной реальности, которая уже — путем естествен­ного эксперимента — узнала, что ни громы и молнии на головы мужчин-угнетателей, ни самостоятельное ведение дел, ни наличие престижной профессии, ни социальная успешность — не гарантия счастья. Что, разуме­ется, не означает его наличия в традиционной модели семьи и брака, ра­створения в детях и внуках. А означает, видимо, что простые и массовые рецепты — всегда иллюзия.

И поразительно, как мало мы об этом знаем. Притом знание наше основано на самых карикатурных примерах. Вроде какой-нибудь полуслучайной кон­ференции под Москвой, где американские феминистки всерьез, что называ­ется, из тяжелых орудий распекают российских женщин за пользование косметикой "в угоду угнетателям". Или вроде довольно распространенного наблюдения про то, что "этим" ни дверь открыть нельзя, ни чемодан поднес­ти. За что, разумеется, другие женщины на них очень сердиты — и так-то насчет чемодана не допросишься, а уж с этой "новой нормой"...

Заметили ли вы, что всякое движение, ставящее под сомнение привычные правила, всегда в своем авангарде густо заселено людьми энергичными, красноречивыми и... как бы это выразиться... не совсем приятными в об­ращении? А иначе и быть не может: для того чтобы поставить под вопрос устройство мира, надо быть в состоянии этому миру противостоять, а такое занятие не для "душечек". "Душечки" собирают результаты изменений че­рез 15—20 лет и даже не задумываются о том, откуда они взялись. Но это я так, к слову.

А вот — прямо по теме. К вопросу о недопустимости поднесения чемода­нов и пропускания вперед в дверях. Я не думаю, что блистательная пара Жан-Поль Сартр и Симона де Бовуар, например, играли в эти игры. Оба для этого были слишком умны, цивилизованны. И, что особенно важно, оба профессионально выражали свои мысли в текстах. Зачем человеку, способ­ному аргументированно спорить и рассматривать любой вопрос с разных сторон, выражать себя через гордый отказ от помощи поднести чемодан или иной столь же однозначный жест? Зачем той, которая может что-то рассказать миру словами, упрощать свое поведение до плакатной, "листо­вочной" формы?