Я убиваю
Шрифт:
Он отступает на шаг, словно играя с ребенком, нетерпение которого нужно сдерживать.
– Нет, сейчас важный момент, Пасо. Нужно немного музыки. Подожди, сейчас вернусь.
Нет, Вибо, потом, а сейчас покажи…
– Я мигом, подожди.
Он ставит коробку на складной деревянный стул возле саркофага.
Исчезает за дверью. Труп остается в одиночестве, недвижный в своей вечности, и смотрит в потолок. Вскоре из соседней комнаты доносится печальное гитарное соло – выступление Джимми Хендрикса на Вудстоке. Американский гимн, исполненный на
Свет в соседней комнате гаснет, и он вновь появляется в темном дверном проеме.
– Нравится музыка, Пасо?
Конечно, ты же знаешь, я всегда любил ее. Но теперь давай, покажи, что ты принес мне…
Он подходит к коробке, лежащей на стуле. Улыбка так и не сходит с его лица. Торжественным жестом поднимает крышку и кладет ее на пол возле стула. Берет коробку и ставит ее на стеклянный футляр над грудью лежащего в нем тела.
– Вот увидишь, тебе понравится. Уверен, прекрасно подойдет тебе.
Осторожными движениями извлекает из коробки лицо Аллена Йосиды, натянутое на болванку, словно пластиковая маска. Волосы при этом слегка шевелятся, будто еще живые, будто их ворошит ветер, который сюда, под землю, никогда не залетит.
– Вот, Пасо. Смотри.
Ох, Вибо, какое красивое. Это для меня?
– Конечно, для тебя. И сейчас надену.
Держа маску в одной руке, он другой нажимает кнопку в верхней части футляра. Слышно легкое шипение воздуха, заполняющего прозрачный гроб. Теперь он может приподнять крышку, она откидывается на петлях.
Он берет маску обеими руками и аккуратно прикладывает ее к лицу трупа, осторожно перемещая, пока глазницы не совпадают с остекленевшими глазами покойника, нос с носом, рот со ртом. Наконец, с величайшей осторожностью подсовывает руку под голову трупа и, приподняв ее, соединяет на затылке края скальпа так, чтобы не было складок.
Голос звучит нетерпеливо и в то же время робко.
Ну как, подходит, Вибо? Покажи мне?
Он отступает немного и изучает результат своей работы.
– Подожди, подожди минутку. Не хватает кое-чего…
Идет к тумбочке и достает из ящика расческу и зеркальце. Подходит к изголовью покойного с волнением художника, возвращающегося к незаконченному полотну, на котором не достает лишь последнего, завершающего мазка, чтобы получился шедевр.
Он аккуратно расчесывает волосы маски, уже матовые, без блеска, словно хочет придать им облик ушедшей жизни.
В эту минуту он – и отец, и мать. Воплощение самозабвенной безграничной преданности, не имеющей пределов и во времени. Его движения исполнены нежности и бесконечной любви, словно жизни и тепла в нем хватает на них обоих, как если бы кровь в его венах и воздух в его легких делились поровну между ним и телом, лежащим в стеклянном гробу.
С торжествующим видом подносит зеркало к лицу мертвеца.
– Вот, готово!
Минута поразительной тишины. Зафуззованная гитара
От волнения он роняет слезу на труп, на его маску, и кажется, будто это слезы радости покойного.
Вибо, я теперь тоже красивый. У меня такое же, как у всех, лицо.
– Да, Пасо, ты действительно очень красив, красивее всех.
Не знаю, как и благодарить тебя, Вибо. Не знаю, что бы я без тебя делал. Раньше…
В голосе слышится волнение. В нем звучат сожаление и благодарность. В нем те же любовь и преданность, что и в глазах того, к кому он обращается.
Сначала ты освободил меня от зла, а теперь подарил мне… Подарил мне это, новое лицо, прекраснейшее лицо. Разве я смогу когда-нибудь отблагодарить тебя?
– Ты не должен даже говорить об этом, понял? Никогда не должен говорить так. Я сделал это для тебя, для нас, потому что другие у нас в долгу и должны вернуть нам все, что отняли у нас. Я сделаю все, чтобы вознаградить тебя за твои страдания, обещаю.
Словно в подтверждение угрозы, скрытой в этом обещании, музыка внезапно сменяется энергичной «Purple Haze», рука Хендрикса терзает металлические струны в оглушительном беге к свободе и самоуничтожению.
Он закрывает крышку, бесшумно опускающуюся на резиновую прокладку. Подходит к компрессору на полу, и нажимает кнопку. Машина начинает с шумом откачивать воздух из гроба. В образующемся вакууме маска еще плотнее прилегает к лицу покойника, при этом сбоку возникает небольшая складка, отчего кажется, будто он довольно улыбается.
Он подходит к постели, снимает черную футболку, бросает ее на скамейку в изножье кровати. Раздевается донага. Наконец, его могучее тело вытягивается в постели, голова опускается на подушку, и он остается лежать на спине, глядя в потолок, в той же позе, что и тело, покоящееся в сверкающем гробу.
Свет гаснет. Из соседней комнаты сюда попадает лишь слабый отсвет красных светодиодов электронной аппаратуры, хитрых, словно кошачьи глаза на кладбище.
Музыка умолкает.
В гробовой тишине живой человек погружается в сон без сновидений, каким спят мертвые.
22
Фрэнк и Юло приехали на центральную площадь Эз-Виллаж, [31] оставив слева магазин «Фрагонар», царство парфюмерных товаров. Фрэнк с болью в сердце вспомнил, как Гарриет покупала здесь духи во время их предыдущего приезда в Европу. Представил ее крепкое, стройное тело под легким летним платьем, увидел вновь, как она подставляет запястье под каплю духов для пробы, как трет свою руку и ждет, пока жидкость испарится, а затем вдыхает аромат, неожиданно возникший от сочетания запаха ее кожи и духов.
31
Курортный городок между Княжеством Монако и Ниццей со старинным замком на вершине холма.