Я умею прыгать через лужи (сборник)
Шрифт:
— Кем ты хочешь быть? — спросил меня отец.
— Я хочу писать книги.
— Что ж, дело хорошее, — сказал он. — Ты можешь этим заниматься, но как ты думаешь зарабатывать себе на жизнь?
— Люди же зарабатывают деньги книгами, — возразил я.
— Да, но только после многих и многих лет труда. И потом, надо для этого быть очень образованным. Питер Финли говорил мне, что написать книгу труднее всего на свете — он пробовал. Имей в виду, я за то, чтобы ты писал книги; не думай, что я не хочу этого, но сначала тебе надо учиться.
Он немного помолчал, а затем заговорил таким тоном,
— Когда ты станешь писателем, — сказал он, — будь таким, как Роберт Блэчфорд, человек, который написал «Невиновен»; это замечательная книга. Она была написана, чтобы помочь людям. Видишь ли, — продолжал он, — писать книгу ради денег не стоит. Лучше уж быть объездчиком лошадей. Когда объезжаешь лошадей, делаешь что-то хорошее из того, что могло бы стать плохим. Легко сделать из лошади никчемную, вредную тварь, но трудно придать ей, ну… характер, что ли, заставить ее помогать тебе, а не противиться. Когда я познакомился с Питером, он дал мне почитать книгу «Моя блестящая карьера». По его словам, эту книгу написала женщина; но она себя называет Майлс Франклин. Это лучшая книга из всех, что я прочитал. Эта писательница Майлс Франклин не боится брать барьер, не уклоняется в сторону. Это настоящий человек, и сердце у нее есть… Не знаю… писать книги не забава… Думаю, ты себе это дело неправильно представляешь. Тебе кажется, что ты будешь черт знает как хорошо и весело проводить время, когда станешь писать книги. Но… когда тебя хорошенько тряхнет разок-другой, ты, может быть, поймешь меня.
Мы сидели на верхней перекладине забора в загоне и смотрели на жеребенка, которого он приучал к узде. Жеребенок грыз тяжелые удила. Рот у него был красный, воспаленный.
— У него слишком длинная спина, — вдруг сказал отец, затем продолжал наш разговор: — Если кто-нибудь даст тебе сотню фунтов за книгу, можешь побиться об заклад, что это ему выгодно, но, если все бедные и обездоленные люди снимут перед тобой шапки за то, что ты написал ее, — это совсем другое дело; это всего дороже. Но тебе прежде надо пожить среди народа. Ты полюбишь его. Эта страна принадлежит нам, и мы сделаем ее раем. Люди здесь равны. Во всяком случае, желаю тебе удачи, — добавил он, — пиши книги. Но пока ты не встанешь на ноги, поработай у Симмонса.
Через несколько дней мистер Симмонс показал мне объявление в «Эйдже». Коммерческий колледж в Мельбурне объявлял о приеме на бухгалтерские курсы. Экзамены по истории, географии, арифметике и английскому языку. Тем, кто их выдержит, предоставляется стипендия. Желающие поступить должны послать заявление по почте, и экзаменационные вопросы будут высланы местному школьному учителю.
Я написал заявление, и через неделю мистер Тэкер сообщил мне, что бумаги прибыли.
— Прошу заметить, Маршалл, — строго сказал он, как будто я обвинил его в чем-то, — что печать на конверте не сломана. Это значит, что вопросы до экзамена не увидит никто. Я говорил об этом экзамене Вильяму Фостеру, и он тоже будет держать его, чтобы получить стипендию. Попрошу тебя явиться в школу в субботу в десять утра ровно. А теперь садись на место.
Вильям Фостер был любимчиком Тэкера и лучшим учеником. Он мог одним духом выпалить названия всех рек в штате Виктория, и во время упражнений по устному счету прижимал обе руки ко лбу, чтобы видно было, что он не прибегает к помощи пальцев.
Решая задачу, он всегда загораживал тетрадь рукой, чтобы другие у него не списывали, но, если мне это было нужно, я толкал его под ребро и он убирал руку.
Его мать очень гордилась им и как-то сказала моей, что, если бы не он, я никогда не решил бы ни одной задачи.
Встретив его утром около школы, я предложил сесть вместе во время экзамена, но Вильям Фостер был в праздничном костюме, и это повлияло на его отношение ко мне. Он держался сухо, был неразговорчив и заявил мне, что его мать велела ему сесть от меня подальше.
Это было ударом для меня, но я последовал за ним и сел рядом, не обращая внимания на все его попытки отделаться от моего общества.
Мистер Тэкер заметил мою тактику и приказал мне пересесть в другой конец класса. Я устроился около окна и, глядя на гору Туралла, зеленый наряд которой сверкал на солнце, думал о Джо и о том, какой это чудесный день для охоты на кроликов.
Мистер Тэкер постучал по столу и возгласил:
— Сейчас я вскрою конверт с экзаменационными вопросами коммерческого колледжа Пультера. Прошу вас обоих заметить, что печать нетронута.
Он сорвал шнурок и вынул из конверта бумаги с вопросами, не сводя с меня своих злых глаз.
Затем он погрузился в чтение. Длилось это минут двадцать, он то хмурился, то поднимал голову и одобрительно поглядывал на Вильяма Фостера, который, как бы благодаря учителя за доверие, наклонил голову.
Мне очень хотелось поставить Тэкеру синяк под глазом, а потом удрать к Джо.
Мысленно я уже рассказывал Джо об этом синяке, когда Тэкер, прервав мои размышления, передал нам вопросы. Он посмотрел на часы и коротко сказал:
— Сейчас десять тридцать; в одиннадцать тридцать вы должны дать свои ответы.
Я стал разглядывать желтый кусок бумаги с напечатанными на нем вопросами.
«Вычислите сложные проценты…» А, это легко…
«Если десять человек возьмут…» Пропорции! Это уж легче легкого.
«Участок земли в четыре и три четверти акра…» Это труднее — гм!
Я взялся за работу, а Тэкер, сидя за столом, погрузился в чтение «Филда» — английского журнала, печатавшегося на глянцевой бумаге.
Вопросы показались мне не особенно трудными, но, когда потом, покинув класс, я сравнил свои ответы с ответами Вильяма, я решил, что сделал все неправильно, поскольку у Фостера было по-другому.
Я сказал отцу, что провалился.
— Ничего, — ответил он. — Во всяком случае, ты попробовал, а это — главное.
За неделю до конца учебного года почтальон доставил адресованный мне длинный коричневый конверт. Он отдал его отцу, и, когда я вернулся из школы, мать, отец и Мэри собрались на кухне, ожидая, чтобы я его вскрыл.
Я разорвал конверт и вынул сложенный вдвое лист бумаги, а они заглядывали через мое плечо.
«Милостивый государь, мы имеем удовольствие сообщить вам, что вам назначена полная стипендия…» Мне дали стипендию! — воскликнул я, не веря своим глазам, и взглянул на родных, как бы прося объяснения.