Я - ваш король
Шрифт:
Наконец, они исчезли за кромкой леса, а ко мне подошёл один из рыцарей. Он встал неподалёку и спросил:
— Ваше Величество, когда мы уже пойдём рубить этих мятежников, люди ждут.
— Кто вы? — я резко обернулся и подошёл к нему. Всё же высокий рост даёт некоторое преимущество, можно смотреть на людей сверху вниз. — Назовите себя, рыцарь.
— Рыцарь Клос, из Венделя.
— И вы считаете, рыцарь Клос из Венделя, что вправе задавать вопросы королю?
— Никак нет, Ваше Величество. — Что-то в моём взгляде ему не понравилось, он уже не рад был, что подошёл.
— А раз так, то возвращайтесь к остальным, будьте наготове и ждите
Клос из Венделя моментально убрался. Конница и так была готова, все сидели в седлах, поигрывая пиками. Это были не настоящие рыцарские копья, а просто лёгкие пики, мужичьё не носит доспехи, так зачем себя утруждать.
А я ждал. Специально для меня поставили прочное деревянное кресло, временно заменившее трон, посланник должен появиться сегодня, если не придёт до вечера, завтра объявлю о начале карательной операции. Мне этого делать не хочется, планы на поездку были другие, но проблему решить как-то нужно.
Он появился. Часа через два после того, как отбыли два первых посланника, из леса вышел он. Это был мужчина лет тридцати, коротко стриженый и чисто выбритый. Шагал он смело, держа спину прямой, поверх добротной, но сильно заношенной одежды была надета кираса, а на поясе висел меч. В нём не было ничего, что роднило бы его с крестьянами. Это был воин. Как я и предполагал, организовать выступление мог только выходец из среды военной аристократии. Крестьяне — народ традиционно забитый и набожный, изрядно заражённый фатализмом, к вооружённому протесту они способны в исключительных случаях, почти всегда предпочитая умереть самим, нежели убить другого. И уж тем более не могли они решиться на организованный мятеж. Но всё меняется, когда в их среду попадают люди, умеющие профессионально убивать. Их может быть немного, но именно их присутствие превращает несколько стихийных выступлений в крестьянскую войну.
Я сидел на своём «троне», всем своим видом изображая безразличие. Когда он подошёл поближе, охрана сделала шаг вперёд, намереваясь отобрать у него оружие, но я остановил. Позади меня стояли арбалетчики, готовые стрелять, он свой меч и до половины не вытащит, как уже превратится в дикобраза.
— Ваше Величество, — сказал он и замолчал. Молчал и я.
— Ты не похож на крестьянина, — заметил я после минутной паузы.
— Не обязательно быть крестьянином, чтобы искать справедливости, — ответил он, а потом снова замолчал, плотно сжав губы, видимо, готовился к мучительной смерти.
— Поиск справедливости, — заметил я, — занятие благородное, но, в большинстве случаев, безрезультатное.
— Пусть так, — с вызовом ответил он, — но иначе я не могу.
— Как тебя зовут? — спросил я.
— Герд, бывший рыцарь, а ныне просто бродяга.
— Расскажи мне, Герд, что заставило вас, тебя и этих мужиков, взяться за оружие? Или вы решили, что можно проживать в королевстве и не платить налоги?
Он набрал в грудь воздуха, некоторое время молчал, потом выдохнул и начал объяснять:
— Никто не отказывался платить налоги королю, но только королю и только установленный налог. В других землях, где есть сеньор, платят половину ему, а вторую королю. Но сеньор заботится о крестьянах, они — источник его богатства. Королевский же посланник никак с этой землёй не связан, ему плевать, что будет после сбора налогов. А потому он за взятки уступает это право другим.
— Ваша область задолжала казне восемьсот флоринов, — напомнил я.
— Это тяжёлый налог, но мы его заплатим, — сказал Герд, — вот только с нас требуют больше, гораздо больше. Откупщик требует всё, что у нас есть. Он даже сумму не назвал. Отнимают последние деньги, а следом вывозят зерно из амбаров, уводят скотину, в том числе и тягловую, а ещё забрали и несобранный урожай, люди теперь не станут его собирать, зачем трудиться, если зерно им уже не принадлежит. Отбирают даже одежду и железные предметы, скоро начнут разбирать наши дома. Он уедет и больше сюда не вернётся, а мы останемся здесь, голодные о раздетые, чтобы умереть в первую зиму.
— Я тебя услышал, Герд, бывший рыцарь, — сказал я, а потом, немного повернувшись к своим, продолжил, — вызовите сюда писца, печатника, барона Энгельберга, купца и ростовщика Готарда, а также моего палача. А ты, Герд, бывший рыцарь, позови сюда ещё нескольких людей, лучше старост или хоть кого-то вменяемого, кто может видеть, запоминать и рассказать остальным. Мне нужно, чтобы они всё запомнили, а потом я их отпущу.
Он никуда не пошёл, просто махнул рукой особым образом и из леса вышли ещё полдюжины человек, на этот раз крестьян, но с оружием. Они приблизились к нам шагов на десять, потом я их остановил.
Все вызванные мной люди, столпились вокруг меня, только палач стоял чуть поодаль, но уже приготовил инструменты для работы, плаху, большую секиру, а на случай повешения имелась пеньковая верёвка с петлёй, которую можно было легко перекинуть через любой сук. Палач, надо сказать, был личностью примечательной. Был он уже немолод, под пятьдесят, небольшого роста, но очень крепкий в ширину, вопреки стереотипам, голову он не прятал под красным колпаком, поэтому можно было прекрасно рассмотреть его выбритый до синевы затылок, и тяжёлое лицо с грубыми чертами, на котором имелись застывшие серые глаза. Звали его Клаус, он происходил из мелких обедневших рыцарей, надела своего не имел, семьи тоже, а потому жил своим ремеслом, делая неблагодарную, но столь нужную в государстве работу. Когда состарится, выделю ему жильё и пенсию, чтобы не пропал. Ну, или пусть молодёжь учит, специалисты такого профиля будут нужны всегда и везде.
Когда всё было готово, я кивнул писцу, чтобы тот начинал запись, а сам обратился сначала к барону Энгельбергу:
— Скажите, барон, вы получили задание на сбор налогов в этой местности?
— Совершенно верно, Ваше Величество, из королевской канцелярии мне выдали бумагу за подписью главного казначея.
— Какую сумму вы должны были собрать?
— Восемьсот флоринов, Ваше Величество, да ведь я их уже собрал.
— А вы, купец Готард, что вы сделали?
— Я заплатил Его Милости нужную сумму за право уступить сбор налогов мне.
— Сколько вы заплатили?
— Восемьсот пятьдесят флоринов, — ответил купец, но при этом так многозначительно переглянулся с бароном, что сразу стало ясно, оба врут, восемьсот пятьдесят пошло в казну, а ещё некая сумма самому барону.
— И что вы делаете теперь? Отвечайте, купец Готард.
— Собираю принадлежащий мне по праву налог, — он посмотрел на меня с удивлением.
— И как? Много уже собрали? — я изобразил на лице гадкую ухмылку. — Деньги у них есть.
— Собрал я достаточно, — заявил купец, надув пухлые губы, денег у них, конечно, немного, но часть суммы я взял скотом, а часть зерном, только так можно возместить убытки.