Я возьму тебя на руки
Шрифт:
— Бывает и такое.
Провести ее, видимо, не удастся.
— То-то я чувствую, что от тебя женщиной пахнет.
— Женщиной пахнет?
Я засмеялся. Тут моя мать уже переигрывает.
— Конечно. Ты думал, я духи не учую? — Мама еще раз обняла меня и погладила по плечам. — Хорошие духи. Мне нравятся. Сама такие выбирала в молодости… Я всегда считала, что деньги деньгами, но баловать себя хорошим парфюмом надо обязательно. Хотя бы раз в году, но подарить на день рождения. Ну так как? Я ведь права — у тебя ведь кто-то появился?
Я молча выкладывал на стол гостинцы и не спешил отвечать на ее вопросы.
— Я тебе тут закусок к чаю прикупил. Тут пряники фирменные, как ты любишь. Печеньки галетные. Сушки…
Но мать меня оборвала:
— Да пусть они летят к чертям — эти печеньки с сушками в обнимку! — Я протяжно выдохнул и понял, что придется все сказать без промедлений. — Руслан, а ну-ка быстро признавайся — в твоей жизни появилась женщина?!
Я усмехнулся и сел за кухонный стол. Под старым, но уютным абажуром.
— Неужели так духами пахнет? Я и не заметил…
— Это и правильно — ты не должен их чувствовать отчетливо, — учила меня мать премудростям обольщения. — Девушка выбирает запах так, чтобы мужчина его чувствовал, но не замечал в то же время. Он действует иначе. Но вот я его чувствую… Кроме того, дело ведь не только в духах.
— А в чем же еще?
— Ты явно посвежел. Стал больше улыбаться. — Я задумался над ее словами и опустил глаза, как мальчишка. Было слегка неловко слышать это от матери. — Ты наконец поправился на хороших харчах.
— Блин. А я ведь так и думал — мне не кажется, — похлопал я себя по животу. — Ремень еще с прошлой недели на одно отверстие свободней застегиваю.
— Значит, вкусно кормит?
— Вкусно.
— Это видно. Мама очень рада. — Мать погладила меня по щеке и попыталась ущипнуть, как в детстве. — Хоть кто-то сделает эти щечки снова счастливыми.
— Ну хватит, мам. Нет у меня там щек. И никогда их не было.
— Но хоть лицо у тебя стало здоровее. И счастливее. А то перед этим ты таким уставшим выглядел, сынок. Совсем осунулся. Мне на тебя жалко было смотреть. Я так страдала, что у тебя нет пары… Ну — и… — подперла мать голову, упершись локтями в край стола.
— Что?
— Как ее зовут?
Она улыбалась, как хитрая лиса. Такого азарта в материнских глазах я давно уже не видел. Это были не тревога, не обеспокоенность. Даже разбитый от нового падения телефон ее не интересовал в ту минуту. Только "она". Только "ее имя".
— Хочешь знать, как ее зовут?
— Конечно. Мама все хочет знать. Говори. Не темни. Я же знаю, что ты с детства не умеешь врать. А я ведь по тебе сразу вижу, что многое изменилось. Перед этим мы только по телефону разговаривали. Я себе все говорила, что мне кажется. Не хотела лишний раз напоминать, что мне скоро в гроб уже ложиться, а ты меня внуками не наградил.
— Мам! Ну что ты опять начала — не надо тебе в гроб ложиться, не говори чепухи! Тебе еще жить да жить!
— Ну да, конечно. Ты помнишь тетю Лилю из соседнего подъезда? Она нам молоко по пятницам заносила.
— Нет, не помню. А что? Ты молока хотела купить? Я привезу. Прямо завтра. Тебе магазинного или домашнего? Хочешь, я могу и творога, сметаны…
— Умерла она вчера.
Мать это сказала, а я завис на полуслове.
— Черт… Я понял. Извини.
Я всегда ко всему подхожу излишне прагматично. Везде ищу пути решения, которые можно пощупать, записать на листке бумаги, спланировать, купить или построить. Но мать опять и опять возвращала меня к таким атрибутам полноценной жизни, которые всегда от меня ускользают.
— Да, — выдохнула мать. — Пришел и ее черед. Умерла наша Лиля. Не выдержало сердце. В пять утра к ней скорая приехала, да так и увезла. Затем уже хоронить ее только привезли.
— Наверное, ты была расстроена?
— Расстроена? Ну… — пожала она плечами. — С годами ты это уже иначе воспринимаешь. Важно не то, когда пришел твой час, а как ты прожил свои годы. Вот к Лиле на похороны приехало много родных. Брат и сестры. Племянники. Дети, естественно. А сколько внуков… — добавила мама с особым оттенком. — Жалко было малышей. Холодно ведь. Но… я вот на них смотрела и думала: какая же Лилька все таки счастливая была. Столько добра нажила. Не золото, не доллары. Не квартиры казенные. Не шубы, будь они прокляты трижды. А настоящее богатство. Дети. Внуки. Полноценная большая семья… И мне бы так хотелось.
Я поставил чайник, чтобы приготовить матери чай из веточек малины и шиповника.
— Ее зовут Тамилой.
— Тамила? — оживилась мать и как будто подпрыгнула на стуле. — Какое красивое имя. Мне нравится.
— И мне сразу понравилось.
— Давно вы вместе?
— Нет. Не очень давно. Не больше месяца. Буквально несколько недель.
— Но у вас, я вижу, все серьезно. Не так ли?
— Хм… — ухмыльнулся я, насыпая заварку в чашку. — Не знаю. Может быть.
— Да ладно тебе, сына. Я не верю, что ты будешь тратить свою жизнь на случайных баб. Если уж ты берешься за что-то, то это серьезно. Я своего Руслана прекрасно знаю. Ну так как, она уже зрелая женщина — твоя ровесница? Или ты решил воспитать молоденькую девушку?
— Нет, она… — представил я Тамилу и попытался охарактеризовать то, что вижу в голове. — Она в расцвете своих сил.
— Но не юна.
— Не юна. Юность она прожила так же не безоблачно, как и я. Были испытания.
— Это хорошо. Испытания — всегда хорошо. Особенно если человек их переносит достойно. Скажи, твоя Тома — она достойно прошла через испытания судьбы?
— Я думаю, что да. Вот твой чай.
Мы сели с ней за стол. И я поведал маме, что собой представляет моя женщина.
Рассказал, что Тома шьет. И вообще у нее руки мастерицы. Рассказал, как вкусно она готовит. Рассказал, как забавно мы с ней встретились на дороге. И как я пытался ей помочь. Впрочем, о ее недуге я не говорил ни слова. Это стало единственным табу, которое я ставил себе в голове при разговоре. А вот о мальчике по имени Рома я сказал. Мне показалось, что мать имеет право знать эту деталь.
— Она уже с ребенком?
— Да. С ребенком. У нее сынок. Похож на маму.
— А родной отец?