Я возьму тебя на руки
Шрифт:
— Да ладно тебе, брат. Давай мы лучше выпьем… — Денис прищелкнул пальцами и отдал Тамиле приказ. — Тома, налей-ка нам для храбрости. Нам с Русиком придется обсудить причину, почему он больше не сможет к вам наведываться, — сказал Денис и наклонился над столом, чтобы заговорщицки добавить: — И оставлять свою машину у подъезда. На целую ночь. — Идиот выпрямил спину и хлопнул в ладоши, будто он сидит в ресторане, а не дома у той, которую выбросил из своей жизни. Той, от которой сбежал. Которую бросил и растоптал. Хотя был виновником всех дальнейших событий. Зачал ребенка — будь добр, воспитай его потом. Но нет. Теперь он вернулся и качает отцовские права. — Тома — рюмки! Быстро! Налей мне два по пятьдесят, а Руслану — сразу двести. Потому что ему на холод идти — на улице мороз, замерзнет, бедолага…
Денису было смешно. Он самодовольно хихикал, ухмылялся. Как бы эти ухмылочки не кончились для него плачевно.
— У меня нет выпивки, — ответила Тома, нервно дыша. — И лучше бы тебе не пить в присутствии Ромы. Зачем ты вообще приехал?
— Я приехал к сыну, — отчеканил ее бывший муж. — Я не к тебе приехал, дура. Я приехал, — говорил он по словам, чтобы все прекрасно поняли цель его визита, — к своему… родному… сыну. Рома!
— Руслан, — обратилась ко мне Тамила, — ты ведь был в магазине — что-то купил налить?
— Это для своих. Не для Дениса. Поставь, пожалуйста, в шкаф. Откроем, когда этой вони сигарет здесь уже не будет.
Денис мотал недовольно головой и хищно щурился.
— Нет, братан. Ты все еще не понял, что произошло.
— И что же произошло?
— Произошло то, что я вернулся. Все эти годы я был маленько занят. Я работал. Зарабатывал. Меня не было в стране. Я ездил на заработки, чтобы обеспечить малого хорошим будущим.
— Я и сам теперь обеспечу ему это будущее.
— Серьезно? — сверкнул он золотой коронкой на зубах. — Ты? Обеспечишь моего сына?
— А ты в этом сомневался?
— Да кто ты такой? Ты же никто. И звать тебя никак.
— Я бизнесмен. Владелец компании. А кто такой ты, Денис? Ты просто неудачник.
Он вскочил из-за стола и хотел меня схватить за шиворот. Но в тот момент к нам вышел Рома.
У него на плече была отцовская гитара. Он неуверенно теребил поясок, который держал музыкальный инструмент на весу. И боялся говорить с отцом. Для него этот человек был абсолютно чужим.
— П… папа?
— Ну Рома, наконец. Как же давно я ее не видел…
— Ты хотел сказать "его".
Денис посмотрел на меня и не понял.
— Чего? О чем ты говоришь, Русик?
— Ты сказал, что давно ее не видел. Но ведь Рома — парень. Может, ты и забыл, но у тебя родился сын, а не дочь. Еще десять лет назад. Забыл?
— Я ничего не забыл, браток. Я не забыл. Это ты попутал берега и зашел не в ту хату. Я тебе базарю. Скоро мы выйдем отсюда, и ты забудешь сюда дорогу. Ты больше никогда не притронешься к Томе. И уж тем более не будешь общаться с Романом. Потому что это, — показал он на испуганного мальчика, — мой сын. А эта гитара — моя гитара. — Денис встряхнул своего сына за плечи и посмотрел ему в глаза. — Скажи, ты хорошо за ней ухаживал? Мама мне сказала, что ты ее очень любишь. Что она для тебя особенная. И вы с ней проводите много времени.
Рома грешным делом решил, что речь идет о Лизе. Что горе-отец приехали и узнал, что его сын готовится пригласить на бал красивую девочку из параллельного класса. Но нет. Речь шла не о ней, не о Лизе. Этот дуралей говорила о гитаре. Всего-лишь о гитаре. Чертовой гитаре, будь она проклята трижды.
— Ты говоришь про Лизу?
Денис пожал плечами и сделал глупую физиономию.
— Кто такая Лиза? Ты ведь не рожала тут, пока меня не было, Тома? Впрочем, — насмехался он, смакуя беспомощность своей жены, — кому же ты нужна в таком состоянии? Кто тебя на койку пригласит? Разве что другой такой же инвалид?
Роме стало обидно за мать. Он стиснул зубы и спросил отца прямо:
— Зачем ты обижаешь маму? Она такого не заслуживает.
22
Руслан
Мне было очень жаль ребенка. И Тому, которая только и делала, что плакала. Сидела в углу и вытирала слезы. Понимая, как ей повезло, что она не жила все эти годы с подобным негодяем. Сомневаюсь, что наличие рядом такого мужа сильно помогло бы. Скорее напротив. Денис бы издевался над ней, водил бы домой ночных бабочек. Он бы плохо влиял на сына. Я его просто ненавижу. Мне он и раньше казался ужасной персоной. Но теперь, после ближайшего знакомства, я вдруг понял, почему Тамила так безапелляционно порвала с ним и развелась. Даже от алиментов отказалась. Он мерзавец. Он подонок. И с этим надо завязывать.
— Рома, ты пробовал на ней играть? — поинтересовался Денис. — Ты играл на моей любимой дембельской гитаре? Мама сказала, что ты научился брать аккорды. Можешь показать отцу?
При этих словах Рома инстинктивно глянул на меня.
Я не мог этого не заметить. При словах об отце он в первую очередь подумал не о Денисе. Не о том, кто его зачал много лет назад, чтобы бросить. Он подумал обо мне. Потому что мы дружили. Потому что я поддерживал его. Потому я помог ему стать более уверенным в себе. Я показал, как быть сильным и смелым. Научил его драться. Черт, да ведь это я слушал, как он играет, и нахваливал его, хлопая в ладоши. Роме не нужно одобрение отца. У него и так уже есть одобрение отца. У него есть мое одобрение.
А еще мы с ним ходим в качалку. Вместе. Это наш маленький секрет. Томе я не говорю, чтобы она не ругалась. Чтобы не говорила, что детям рано таскать железо. Я и сам прекрасно знаю, что нельзя. Именно потому пацан и не таскает железа. Роме там просто нравится. Ведь там много подтянутых качков, есть симпатичные девицы, помешанные на фитнесе. А еще есть легкие гантели для разминки — их-то я и разрешаю потаскать ребенку. Этого достаточно, чтобы как следует пропотеть и быть потом сильнее на физкультуре в школе. А потом мы принимаем душ в соседних кабинках. Как настоящие мужики — ходим, обернувшись полотенцами, в раздевалке. У нас у каждого свой шкафчик. У каждого свой фен, которым мы сушим волосы перед зеркалом. У каждого свои шлепанцы, своя сменная одежда. Свои цели посещения качалки.
Я стремлюсь поддерживать форму, чтобы Тома не видела обвисших боков. Чтобы мои руки всегда были крепкими и могли легко поднять ее, дабы усадить на переднее кресло в машине. Чтобы отнести на кровать. Или вытащить из ванны. Я стараюсь для нее. Не для себя. Для меня достаточно того, что у меня есть Тома. А еще…
А еще того, что Рома называет меня папой. Там. В качалке. Когда мы проходим фейс-контроль. И Роме делают замечание, мол, детям сюда нельзя. Рома просто оглядывается на меня — я подмигиваю — и Рома отвечает: "Это мой папа". Конечно, я рад ответить то же — "Это мой сын, все нормально".