Я выбираю тебя!
Шрифт:
Теперь Костя знал, что ему делать. Он набрал номер Уголовного розыска и заявил, что Григорянц Эдуард Рубенович только что совершил покушение на Левушкина Андрея Петровича. Теперь надо было искать самого Григорянца… Теперь все стало на свои места — в розыске был он. И не как без вести пропавший, а как преступник…
Сам же Костя, желая помочь органам, направился прямиком на дачу Григорянца, чтобы караулить его там. Он знал — этот человек способен на многое…
Но дальнейшее развитие событий поразило даже видавшего виды Костю. Такого в его богатом опыте ещё не бывало…
15.
… —
— Я это уже знаю и без тебя, есть кому сообщить, — проворчал адвокат, попыхивая гаснущей трубкой. — Ты говори о себе, по глазам твоим вижу, что ты снова что-то натворил…
— Он стал обвинять меня во всем! Он бросался на меня! Он вырывал у меня руль…
— Ты вот что, расскажи-ка все по порядку, — попросил отец, стараясь не глядеть на сына. Такую досаду он вызывал у него, что он был не в состоянии спокойно на него глядеть.
Эдуард путано и сбивчиво рассказал все события сегодняшнего дня. Когда он вещал о побоище на лесной поляне между ним и Чудом, в глазах отца появилось едва заметное выражение одобрения его действиям, даже некая скрытая гордость. Но то, что он рассказал дальше, повергло его в состояние подлинного отчаяния…
— Андрей оказался на том самом проклятом месте, я подобрал его, и мы поехали… Он стал браниться, обвинять меня во всех грехах, он вырывал у меня руль, и мы чуть не столкнулись со встречным грузовиком. И тогда я остановил машину… И мы вышли… Это было на проселочной дороге… Он бросился на меня с кулаками, кричал, что я испортил ему всю жизнь, что я подлец и мерзавец… А затем он подобрал какую-то железяку и попытался ударить меня по голове… И тут… Я вынужден был…
— Снова ножом, как и в прошлый раз? — зловеще улыбнулся Григорянц.
— Да…, — растерянно проговорил Эдик. — Откуда ты знаешь?
— А знаю потому что я адвокат, сыночек дорогой… И обычаи и привычки людей знаю неплохо…
— Но почему ты говоришь, как в прошлый раз? Ведь это не я…
— Ты это, паренек, ты, — продолжал улыбаться жуткой улыбочкой адвокат. — Страшная улика была против тебя у Курбыки этой дотошной… Ножичек-то нашли… Спрятал ты его неплохо, а он нашел… Ищущий обрящет… Вот за ножичек с твоими пальчиками на его ручке я этой поганой Курбыке и выложил десять штук зеленых… Знаешь, какие это были деньги в девяносто первом? Большие деньги, сынок, очень большие… Только пальчики Шила, владельца ножичка, да твои, больше ничьих нет… Откуда бы им там взяться, твоим пальчикам, а? … — При этих словах он слегка наклонился в сторону сына и пристально поглядел ему в глаза. Тот вздрогнул, побледнел и отвернулся. — Так-то вот, сыночек… Но данные эти он в дело внести не успел, я помешал ему… Точнее, деньги мои, потом и кровью заработанные, помешали. Ты полагаешь, мне некуда было их деть, кроме как за тебя, погань такую, платить? Я их умею зарабатывать, умею и тратить… Так что, ты убил Малиновского, ты все дело затеял, ты его и прикончил, пока твои дружки пьяные да битые валялись в траве… Злобен ты, сынок и глуп донельзя… Только на помощь старика и рассчитываешь…
— Но ты поможешь мне? — с надеждой в голосе спросил Эдуард.
— Помогу,
Он набрал номер телефона.
— Управление Внутренних дел? Виктор Ильич ушел уже? Жаль… Это адвокат Григорянц вас беспокоит… Я что хотел сообщить, во-первых, мой сын нашелся, он жив и здоров, а во-вторых…, — он бросил на сына какой-то странный взгляд. — А во-вторых, я прошу бригаду милиции срочно приехать ко мне. Немедленно!!! Я делаю официальное заявление, что примерно час назад Григорянц Эдуард Рубенович, мой родной сын, зарезал ножом своего старого товарища Левушкина Андрея, не помню отчества, который тоже находился в розыске. Прошу вас приехать немедленно, поскольку мой сын представляет угрозу и для меня и для общества! Жду! А также прошу вас содействовать в розыске автомобиля «Жигули», находящемся примерно на двадцатом километре Волоколамского шоссе, где находится этот самый Андрей Левушкин, дай Господь, чтобы ещё живой, пронеси мимо моих седин чашу сию…
Он положил трубку и посмотрел прямо в лицо сыну.
— Сволочь…, — прошептал Эдуард. — Сволочь…, — повторил он. — Старая грязная сволочь…
— Ладно болтать, — махнул на него отец своей холеной рукой с огромным перстнем с ониксом на безымянном пальце. — Можно подумать, что ты не сволочь… Затеял всю эту бодягу, убил парня, впутал в дело своих товарищей, меня, старого дурака, пожалевшего тебя, и считаешь себя порядочным человеком… Но то, что ты сволочь, это ещё ничего, это бывает, страшно то, что ты дебил, ты настоящий дебил… Как ты только занимался бизнесом, ума не приложу!
— Я расскажу следователю, что ты организовал убийство Игоря Малиновского! — крикнул Эдуард, вскакивая с места. — Я расскажу, что ты подкупил следователя Курбыко!
— Нет, просто дебил, и все! — досадливо хлопнул ладошами Рубен Михайлович. — Дегенерат! Странно, что ты внешне похож на меня, я бы мог предъявить претензии твоей матери. Кто тебе поверит? Это все вздор, треп и вздор… Факт один — то, что ты зарезал своего товарища, вот это факт. Это преступление, и ты за него ответишь по всей строгости нашего российского закона. Ну, а если покопаются дотошные следователи, глядишь, и до того дела докопаются…
— И до тебя докопаются! — крикнул Эдуард. — Ты тоже ответишь за взятку следователю Курбыко! Возьмут его в оборот, и расколется он… Так что зря ты это сделал, дорогой папаша…
— Ничего я зря никогда не делал, не сделал сейчас и делать не стану, — с досадой в голосе произнес Григорянц. — И ты вскоре убедишься в этом, сынок. А пока собирай барахло и готовься к цугундеру. Пришла пора отвечать за свои грехи… И не бросай горячие взгляды на этот лежащий на столе ножичек, отучаться пора от столь вредных привычек…
Уже через десять минут прибыла бригада милиции. Майор, руководившей бригадой, был ошеломлен тем, что родной отец, известный адвокат, сам вызвал милицию арестовывать его сына. Такого в его долгой практике ещё не было…
— Я юрист, работник юстиции, — предупредил лишние вопросы Рубен Михайлович. — И закон для меня превыше всего, понимаете вы, превыше родственных отношений. Да…, — покачал он своей крупной седой головой, вызывающе глядя в недоумевающие глаза майора и его подчиненных. — К такому у нас ещё не привыкли, и простая человеческая порядочность воспринимается как донкихотство либо просто безумие…