Я выжгу в себе месть
Шрифт:
Сердце кольнуло, из рук вырвались искры. Не помня себя, она метнулась от одного угла к другому, схватила кочергу и тут же уронила. Василика не знала, куда ей спрятаться, что делать с гневом и болью, которые рвались изнутри.
– Выбирай, – сказал Леший, прежде чем исчезнуть. – У тебя достаточно времени на раздумья.
А потом крик Василики смешался со всплеском силы. Вся избушка заскрипела и чудом не рассыпалась. Желто-красное пламя взметнулось до потолка, лизнуло доски и тут же опало, затихло само собой. Ведьма шипела, хрипела, рычала и царапала ногтями
Теперь Василика вспомнила все. Ее точно так же разрывало, когда Мрак потянулся к телу и захотел большего. Пламя хлестнуло его по ладоням, а потом вся она превратилась в червонный ком и чудом не убила всадника Ночи. Немудрено, что он разгневался и захотел поквитаться.
Осев на пол, Василика вцепилась дрожащими пальцами в волосы. Чтобы спастись от разрывающих голову мыслей, она начала вырывать руками прядь за прядью. Было больно, но лучше так, чем разрываться от внутренних мучений. Кусок за куском, только не у лба – там слишком больно, лучше на затылке. Она рвала и рвала, а затем успокоилась и легла, уткнувшись лицом в обугленные доски. Еще теплые, но уже не горячие.
Кощей говорил ей не сдаваться и бороться до конца, но никогда не рассказывал, что случалось, когда плечи не выдерживали тяжелой ноши, и кости начинали трещать, и все в теле рвалось, стонало, а жуткая боль ослепляла.
Никто не научил ее справляться с этим. Как быть дальше, Василика не знала.
* * *
Шипы выпали из ведьминого сердца. Всполох сам видел, как вместе с огнем выходила накопившаяся боль, смоляная, как вороньи крылья, и тягучая, как смола. Василика вырвала эту черноту из-под ребер, а потом выдохлась и растянулась на полу. Она долго не приходила в себя. Вечер сменился ночью, а ночь – ранним утром. В ворота постучал Светоч.
– Я открою, – сказал Домовой. – Надо принять гостя.
Багряный всадник почуял неладное. Пришлось домашнему духу признаться, рассказать все, начиная с того, что задумала Василика. Светоч сперва нарочито медленно жевал пироги, а потом сделал глоток сбитня и, выдохнув, произнес:
– Дело и впрямь дурное. Но ваша хозяйка осталась жива, а это большая удача.
– Главное, чтобы пришла в себя, – добавил Всполох. – Вдруг она так и останется лежать или очнется и станет еще злее?
– Не станет, – улыбнулся Светоч. – Уж мне-то можете поверить.
Верить ему действительно хотелось. Всадник Зари чего-то недоговаривал, и Всполоху подумалось, что он знал все заранее. Может, боги давно уже приняли решение, и Морана не оборвала нить Василики потому, что последняя сослужит службу и сделает то, чего все ожидали от лесной ведьмы.
– Вы ее оберегайте, – добавил Светоч. – Молода еще, многого не знает. Да и горе горькое повидала, оно-то ее и сломало.
– Знаем, – буркнул Домовой. – Думаешь, просто так обратились к Лешему?
Светоч одобрительно кивнул и продолжил пить сбитень. Всполох выскользнул в соседнюю комнату, где лежала Василика. Она по-прежнему спала, ровно дыша. Может, ее душа витала где-то далеко, решая, мстить Мраку
– Прощать всегда трудно, – донесся голос багряного всадника. – Для этого великая сила и великое милосердие нужны. Не у каждого оно сыщется. Ведьмам особенно тяжко приходится: люди гонят их отовсюду, плюют, криво смотрят, а сами тайком к ним бегают, просят помощи. И отказать нельзя, иначе боги разгневаются. Я иногда поражаюсь, как ворожеи еще не обозлились и не прокляли весь род людской.
– Обеты, – догадался Домовой. – Обеты, божьи милости и великое знание. Они ведают больше других, не зря же зовутся мудрыми. Потому и не обозлились.
– И все же… – Светоч вытер бороду, избавляясь от остатков еды и меда. – И в ведьмах есть что-то человеческое. Им не чужды слабости.
Всполох не знал, к сожалению это или к счастью. Он был рад, что Василика наконец-то избавилась от тяжелой ноши. Что с ней теперь будет? Осознает ли, что собиралась натворить? Хотелось верить и надеяться.
Леший сказал горькую правду. Василика поселилась в Лесу, приняла защиту и законы этого царства. А ведь оно всегда было щедро к ведьмам. Если от других он требовал крови, то от ворожей – ничего, кроме верной службы. Живи себе, приглядывай за хозяйством и сторожи Грань, чтобы духи Нави не лазали по деревням.
Василика, сама того не ведая, подставила под удар лесное царство, причем не единожды. Леший обошелся с ней мягко из-за Костяной Ягини – уж больно уважал старую хозяйку и не захотел, чтобы ее жертва оказалась напрасной. Но второй раз Лес не простил бы. Гнев чащобного царя мог обойтись слишком дорого всем, включая Мрака. А дальше – вражда с богами, нарушение миропорядка и разруха.
Впрочем, человеческие войны и вовсе начинались из-за нелепиц и путаниц. Неправильно сказанные слова, разбитое сердце княжны или отвратительный наряд царя – что угодно могло послужить поводом, особенно когда очень хочется пролить чужую кровь и немного – собственную.
Светоч поблагодарил за угощение и пообещал вернуться с подарком. Домовой проводил его с облегчением. Принимать гостей ему не нравилось, но приходилось. Всадникам нельзя было отказать в приюте, даже когда хозяйки не было рядом.
– Как думаешь, что будет дальше? – спросил он, убирая остатки угощения со стола.
– Если Светоч не соврал, то будет лучше, – ответил Всполох и юркнул в печь, чтобы посильнее разжечь пламя.
Он не ощущал холода, поэтому приходилось время от времени заглядывать в черноту и проверять, хорошо ли горит древесина. Так и задремал, примостившись среди копоти и гари.
За окном плясала Морозная Мать, бросаясь на первоцветы из последних сил. Снег падал на землю и тут же таял, а ветер больше не выл так люто, не сотрясал голые ветви дубов и хвою елей. Не зря поговаривали, что зима – время дикое, страшное, но завораживающее до смерти. Сам Всполох этого никогда не ощущал, зато много слышал от людей. Может, однажды огненному духу повезет переродиться добрым человеком из крепких костей и горячей крови? А что, вышло бы забавно. Чем боги не шутят, в конце концов…