Я выжгу в себе месть
Шрифт:
Василика прикрыла глаза и попыталась слиться с кленом и передать ему всю свою черноту, бессилие, голод, холод.
– Забирай, – шептала она. – Забирай все и дай мне покой. Пусть внутри меня тоже настанет весна.
Дерево слушалось и вбирало липкую тьму. На душе понемногу легчало. Маленькие проблески света рассеивали пустоту, пока еще бледные и слабые. Василика вздохнула, протерла глаза и по-новому взглянула на Лес. Время Мораны заканчивалось. Жизнь побеждала Смерть. Весна уже шла с первыми цветами, первой зеленью и первым молоком. По всему лесу скоро начнутся пляски.
Василика выдохнула и улыбнулась.
Василика старалась не думать о Кощее и Мраке, но порой не получалось. Однажды всадник Ночи постучится в ворота, захочет зайти в избушку, передохнуть или чего хуже. Она не знала, что с ним делать – теперь, когда все обиды вылились и исчезли. Наверное, боги подскажут.
С этой мыслью она пошла домой. Солнце светило сквозь густые облака. Серый день совсем скоро перетечет в вечер, и они с Домовым напекут много блинов и обязательно угостят Лешего и мавок с лешачатами. Так было заведено.
А потом растечется Жизнь, забурлит пламенной рекой, и времени на грусть не останется.
XV. Прах – к праху, забытое – к забытому
Василика с урчанием укуталась в одеяло. Временами мягкая постель казалась ей волшебной. В царстве Мораны была голая земля и тонкое Кощеево покрывало – здесь же и подушка, и теплое одеяло, и свежие простыни. Жаль только, что поспать вдоволь получалось редко.
Вернувшись домой, она рухнула без сил и заснула. Домовой и Всполох пили чай и присматривали за печкой. Оба духа прекрасно понимали, что нынешняя хозяйка слишком слаба, поэтому не тревожили ее по мелочам. В конце концов, подмести пол мог и лохматый Домовой, то было дело нехитрое.
Василика проспала с раннего вечера до утра, пока Светоч не постучался в ворота. Пришлось вставать, наспех накидывать рубашку и лезть в печь, ища готовую еду. Всадник Зари хмурился, попивал черничный чай и словно пытался что-то сказать, да никак не решался.
– Что случилось-то? – Василика зевнула и сонно протерла глаза. – Беда какая?
– Да так, – замялся Светоч. – Не то чтобы большая беда, но есть такое.
– Ну так говори, не томи. – Она добавила в чашку немного меда и отпила. – Чего тянуть?
– Птицы нашептали мне, что средний братец собирается к тебе в гости, – проговорил багряный всадник. – Злющий и пакостливый.
– Ну что ж. – Василика пожала плечами. – Рано или поздно это должно было произойти.
Иногда она винила себя за то, что пошла тогда с Мраком, протянула ему руку, пила его вино и улыбалась, думая, будто смоляной дух развеет тоску и скуку. Теперь Василика пожинала плоды своего легкомыслия. Главное – никому не навредить, а остальное успеется.
– Хорошо, что предупредил. – И она усмехнулась.
Светоч тоже улыбнулся, допил чай и достал из сумки янтарное ожерелье и пару лент. Василика ахнула. Еще бы – настоящий янтарь! Настоящий! Она провела рукой по сияющим каменьям, не веря собственным глазам, затем схватилась за ленты, пропустила меж пальцев. Ткань легко скользила и переливалась при свете свечей. Шелк, не иначе. Василика не спутала бы шелк ни с чем. Отец
– Ну удружил, – хмыкнула она. – Благодарствую.
– Наряжайся, молодица, – сказал Светоч. – Тебе пойдет.
– Слушай… – Василика с интересом взглянула на него. – А что, если я уеду? Не навсегда, конечно, а так, на месяц-два.
– Так ты ведь уже уезжала, – удивился всадник. – Как видишь, ничего не рухнуло, главное – возвращаться, присматривать за Гранью и помогать заблудшим.
Эта мысль зрела внутри, не давая покоя. Василика чувствовала, как вязкая темнота порой захватывала ее, давила шею и мешала свободно дышать. Дорога могла спасти ее. Ярмарки, песни, скоморошьи шутки, словом, все то, что находилось далеко от Леса, пряталось за каменными стенами. Было любопытно взглянуть и на княжеский терем, узнать, как живут белолицые девки, мажутся ли заморскими мазями, служат ли при них ворожеи со злыми глазами и темными помыслами.
Но сначала Мрак. От него не увильнешь. Чем раньше они встретятся, тем лучше. Василика верила, что теперь он ей по силам. В Нави были твари пострашнее, да и Кощей научил ее обороняться и бить по слабым местам. Да, у нее хватит сил оттолкнуть этого… женишка, будь он неладен.
– Мне пора, – неожиданно произнес Светоч. – Солнце скоро взойдет.
– Да, – кивнула Василика. – Поезжай.
Она проводила его до ворот. В воздухе пахло сыростью, а еще – ранней весной. Первые травинки пробивались сквозь склизкую почву, у речки кричали утки. В первые два месяца птиц было полно, что в лесу, что в перелеске. Дикие утки и селезни водились неподалеку от ручьев и громко кричали. Деревенские часто охотились на них, но так, постольку-поскольку. В Радогоще прекрасно знали: пока ты выслеживаешь утку, мавка выслеживает тебя. Лесная нечисть страшно не любила, когда люди приходили толпами и пытались наловить зайцев, уток или еще какую дичь. Чтобы охота удалась, надо было непременно задобрить Лешего и его дочерей – оставить у перелеска снедь, резануть ладонь и дождаться, пока капли крови упадут на траву.
Лес любил людскую кровь. В ней было пламя Жизни. У нечисти внутри текла мшистая жижа, совсем холодная. Неудивительно, что они жаждали тепла и огня.
Василика вернулась в избу и начала убирать недоеденный завтрак. Тишина угнетала. Всполох и Домовой не показывались, а больше не с кем было поговорить. Скука жуткая. Василика присела на лавку, взглянула на развешенные охапки полыни. Летом придется много трав собирать, сушить, отваривать снадобья, высчитывать, сколько дней осталось до полнолуния.
Но до этого еще далеко. Василика собиралась встретиться с Мраком, затем проверить обережный круг, убедиться, что все в порядке, а потом купить в Радогощи хорошего коня и отправиться в город. Она уже знала, кто заплатит. Представив замешательство Марвы, Василика засмеялась. Ничего, с сестрицы не убудет, у нее полно добра в сундуках.
* * *
День летел быстро. Василика вспоминала ворчливую Ягиню – она не дала бы ученице присесть ни на миг. Шутка ли – молодица впервые за долгое время не бегала из одной комнаты в другую, не ворожила до последнего выдоха, а читала старые рукописи, разучивала малознакомые знаки и иногда посматривала на печь – там пропекался хлеб с творогом.